Алекс Хейли - Корни. Часть I

Выйдя вместе с другими за ворота, Кунта помахал товарищам и пошёл вдоль ограды мимо колючих кустов и спрятанных в них острых кольев к своему укрытию, их которого просматривалась большая территория, залитая лунным светом.

Кунте теперь казалось, что Бинта почти каждый день чем-нибудь его раздражает. Конечно, выражалось это не поступками или словами, а по-другому: взглядами, интонацией. Это было особенно заметно, когда Кунта приобретал что-нибудь для себя не из рук Бинты.

Однажды утром она чуть не выронила калабаш с кускусом на Кунту, когда увидела, что на нём была рубашка, сшитая кем-то другим. Чувствуя вину за то, что в обмен на рубашку он отдал выделанную шкуру гиены, Кунта всё же не стал ничего объяснять матери, хотя и видел её сильную обиду.

С этого утра она всякий раз, принося Кунте еду, тщательно оглядывала хижину, ища новые предметы: половики, корзины, вёдра, горшки. Ни одна новая вещь не оставалась незамеченной.

Однажды до прихода Бинты Кунта поставил у входа в свою хижину отлично сплетённую корзину, которую подарила ему одна из нескольких деревенских вдов по имени Джинна М’Баки. Эта вдова была моложе Бинты. Ещё когда Кунта пас коз, муж этой женщины ушёл на охоту и не вернулся. Её хижина находилась рядом с хижиной Ньо Бото. Кунта часто приходил к старой Ньо Бото и вскоре стал частенько разговаривать со вдовой. Кунту злило, что его сверстники стали дразнить его за то, что вдова подарила ему дорогую бамбуковую корзину.

Когда Бинта вошла в хижину Кунты, увидела корзину и по стилю плетения поняла, чья она, то отскочила от корзины как от скорпиона. Разумеется, она ни слова не сказала, но Кунта добился своего. Он уже не мальчик, и Бинте давно пора прекратить вести себя по-матерински.

Кунта уже давно решил не заходить в хижину Бинты, а теперь стал серьёзно задумываться о том, чтобы еду ему готовила какая-нибудь другая женщина. Большинство сверстников Кунты питались едой, приготовленной их матерями, но для некоторых готовили старшие сёстры или жёны старших братьев. Если Бинта будет вести себя хуже, подумал Кунта, ему придётся найти другую женщину, например, вдову, которая подарила ему корзину. Он знал, что та с радостью согласится для него готовить.

Как-то утром, возвращаясь с дежурства по охране поля за деревней, Кунта увидел впереди на тропе трёх молодых мужчин примерно одного с ним возраста. Кунта крикнул им, а когда они оглянулись, побежал приветствовать их. Это были путешественники из деревни, что находилась от Джуффура на расстоянии одного дня и одной ночи. Они рассказали Кунте, что идут искать золото.

Кунта пригласил путешественников остановиться в деревне, но они спешили. «А почему ты не хочешь пойти с нами?» — спросил один из путешественников. Кунта, никогда и не мечтавший о таком, был так озадачен этим вопросом, что отказался, сославшись на важные дела. Путешественники выразили сожаление, и один из них сказал: «Если ты надумаешь, то присоединяйся к нам». Он опустился на колени и нарисовал на земле схему маршрута. От Джуффура до того места нужно было идти два дня и две ночи.

Кунта медленно брёл к своей хижине. Он думал, что мог бы попросить кого-нибудь заменить его на время путешествия. И вдруг его осенила мысль: теперь, когда он был мужчиной, он мог взять в путешествие Ламина, как когда-то отец взял его самого. Целый час Кунта расхаживал по своей хижине, пытаясь ответить на вопросы, связанные с таким решением. Прежде всего, разрешит ли Оморо Ламину пойти с Кунтой? Кунте не очень то хотелось спрашивать у отца разрешения, ведь он был уже мужчиной, но Ламин был ещё мальчиком, и для такого путешествия требовалось разрешение отца. А вдруг Оморо откажет? А как поведут себя путешественники, когда Кунта появится с младшим братом.

«Ламин хороший мальчик. Он хорошо ведёт себя дома, и прекрасно ухаживает за моими козами», — так начал Кунта свой разговор с Оморо. Он знал, что мужчины никогда не говорят о главном сразу. Оморо, разумеется, тоже об этом знал.

«Да. Это так», — ответил он. Как можно спокойнее Кунта сообщил отцу о встрече с путешественниками, об их приглашении идти искать золото. Набрав побольше воздуха, Кунта наконец произнёс: «Я подумал, что Ламину пришлось бы по душе такое путешествие».

Лицо Оморо совершенно ничего не выражало. Долго помолчав, он сказал: «Путешествие для мальчика всегда полезно. Но прошло много дождей с той поры, как я путешествовал в той стороне. Я не очень то хорошо помню дорогу». Кунта понимал, что отец, который никогда ничего не забывал, пытался просто проверить, знает ли Кунта маршрут своего путешествия.