Пьер Корнель - Гораций

Возможно ль, чтоб еще подобное случилось,

И новым подвигом свершенное затмилось,

И доблесть, гордые творившая дела,

Подобный же успех еще стяжать могла?

Чтоб доброй памяти себе желать по праву,

Я должен умереть, свою спасая славу.

И жалко, что не пал, победу завершив.

Я осквернил ее, когда остался жив!

Тому, кто жил, себя для славы не жалея,

Перенести позор - нет ничего страшнее.

Спасенье верное мне дал бы верный меч,

Но вот - не смеет кровь из жил моих истечь.

Над нею властен ты. Я знаю: преступленье

Без царского ее пролить соизволенья.

Но, царь мой, храбрыми великий Рим богат:

Владычество твое другие укрепят.

Меня ж от ратных дел теперь уволить можно;

И, если милости достоин я ничтожной,

Позволь мне, государь, мечом пронзить себя

Не за сестру казнясь, а только честь любя.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Тулл, Валерий, Старый Гораций, Гораций, Сабина

Сабина

Супруга и сестра у ног твоих - Сабина.

Двойная, государь, в душе моей кручина.

И внять речам моим, о царь, молю тебя,

За милого страшась, о родичах скорбя.

Стремленья нет во мне слезой своей лукавой

Виновного спасти от казни слишком правой.

И чем бы он сейчас ни услужил стране,

Карай, но пусть вину он искупит во мне,

Но пусть за кровь его прольется кровь Сабины.

Свершится та же казнь - мы оба так едины,

И ты отнимешь то, - не пощадив его,

Что он в самом себе любил сильней всего.

Столь тесно связаны мы цепью Гименея,

Что он живет во мне и ярче и полнее,

И если дней моих сейчас прервется нить,

Его ничем иным нельзя верней казнить.

Молю и требую смертельного удара:

В нем - избавленье мне, ему же - злая кара.

Пусть ныне видит царь, как жизнь моя страшна

И на какой разлад душа обречена!

Смогу ли, скорбная сестра, теперь обнять я

Того, от чьей руки мои погибли братья?

Но и посмею ли кощунственно проклясть

Того, кто сохранил твою над Римом власть?

Убийцу родичей любить неколебимо!

Отвергнуть милого, что дал победу Риму!

Мне избавленье - смерть: любя его иль нет

Священный все равно нарушу я завет.

Свой смертный приговор услышу торжествуя.

Сама свершить могу все то, о чем прошу я.

Но сладко было бы, разящий встретив меч,

Супруга милого от казни уберечь;

Разгневанных его суровостью чрезмерной,

Бессмертных утолить вот этой кровью верной

И жалостную тень сестры его младой,

Чтоб до конца служил отечеству герой.

Старый Гораций

С Валерием, увы, мои согласны дети,

И отповедь в моем получит он ответе.

Стараются они, безумцы, об одном:

Пусть обескровленный совсем угаснет дом!

(Сабине.)

О ты, которую неправая обида

За братьями влечет к обителям Аида!

Их тени славные тебе дадут совет:

Кто пал за родину - для тех обиды нет.

Богами приговор назначен их отчизне;

Но если чувства есть не только в этой жизни,

Победу римскую им легче перенесть,

Когда своя родня стяжала эту честь.

Твое жестокое они осудят горе;

И вздохи тяжкие, и скорбь во влажном взоре,

И ненависть к тому, кто славно кончил бой.

Сабина, будь же им достойною сестрой

(Туллу.)

Пускай Валерия остынет пыл напрасный:

Не преступление - порыв слепой и страстный;

И если правый гнев его одушевлял,

Не кары этот пыл достоин, а похвал.

Врагов родной страны любить до исступленья,

Отечество хулить за их уничтоженье,

Кощунственно ему сулить лихой удел

Вот грех, которого Гораций не стерпел.

Когда бы родину любил он с меньшей силой,

Его деяния ничто б не омрачило.

А если бы вина уж так была тяжка,

Его настигла бы отцовская рука.

Я совершил бы суд. Моя душа готова

Родительскую власть использовать сурово.

Я честью, государь, безмерно дорожу:

Коль сын мой виноват, его не пощажу.

Свидетелем беру Валерия: он видел,

Как страстно я дитя свое возненавидел,

Корда уверен был, что бой пришел к концу

И бегством он нанес бесчестие отцу.

Но не чрезмерно ли Валерия вниманье

К моей семье? Зачем он просит воздаянья

За гибель дочери, когда такой конец

Заслуженным готов считать ее отец?

Он говорит - мой сын для всех угрозой станет.

Но нашей гордости чужой позор не ранит,

И, как бы низменно ни поступал другой,

Мы не должны краснеть: ведь он для нас - чужой.

(Валерию.)

Рыдай, Валерий, плачь: пусть жалобы греховны

В глазах Горация, но ты ему не кровный.

Не близких, не своих - и вопль и гневный взгляд