Густав Майринк - Белый Доминик

Светлый образ движется в комнате напротив. Я трусливо затаил дыхание. Крепко цепляюсь руками за перила, чтобы не убежать...

Офелия!

Я долго не верю своим глазам. Ужасное чувство невырази- мой нелепости душит меня. Сияние страны снов исчезает. Я чувс- твую, что оно никогда больше не вернется, и что сейчас я дол- жен провалиться сквозь землю, что должно случиться нечто ужасное, чтобы предотвратить то чудовищное унижение, которому я сейчас подвергнусь, представ в столь смехотворном виде.

Я делаю последнюю попытку спасти себя от себя самого, судорожно тру рукав, как будто там какое-то пятно.

Затем наши глаза встречаются.

Щеки Офелии горят, я вижу как дрожат ее белые руки, сжи- мающие розы. Мы оба хотим что-то сказать друг другу и не можем; каждый понимает, что он не может совладать с собой.

Еще один взгляд - и Офелия снова исчезает. Совсем как ребенок, я сижу на корточках на ступенях лестницы и знаю только одно: во мне сейчас живет, вытеснив мое я, одна толь- ко пылающая до неба радость, радость, которая есть литургия полного самозабвения.

Разве так бывает в действительности?

Офелия - юная, но уже взрослая дама! А я?

Но нет! Она так же юна, как и я. Я снова представляю себе ее глаза, еще яснее, чем тогда, в реальности солнечного света. И я читаю в них: она такой же ребенок, как и я. Так, как она, смотрят только дети! Мы оба дети; она не чувствует того, что я всего лишь глупый подросток!

Я знаю - так говорит мне сердце, которое ради нее готово разорваться на тысячи кусочков - что мы сегодня еще встретим- ся и что это произойдет само собой. И еще я знаю, что это случится после захода солнца в маленьком саду у реки перед нашим домом, и нам не нужно друг другу об этом ничего гово- рить.

V

П О Л Н О Ч Н Ы Й Р А З Г О В О Р

Подобно тому, как этот Богом забытый маленький городок, окруженный водами реки, тихим островом живет в моем сердце, так и среди бурных потоков страстей моей юности, обращенных только к ней, к Офелии, выдается островок тихого воспоминания - один разговор, который я подслушал однажды ночью.

Часами напролет, как обычно, мечтая о своей возлюблен- ной, однажды я услышал, что барон открывает дверь своего ка- бинета какому-то посетителю; по голосу я узнал капеллана.

Он приходил иногда довольно поздно: они с бароном были старыми друзьями. До глубокой полночи за стаканом вина вели они беседы о разных философских предметах, обсуждали мое воспитание, иными словами, занимались вещами, которые в то время меня совсем не интересовали.

Барон не разрешал мне посещать школу.

"Наши школы, как колдовские кухни, в которых рассудок развивают до тех пор, пока сердце не умирает от жажды. Если цель успешно достигнута, человек получает аттестат зрелос- ти, "- говорил он обыкновенно.

Поэтому барон всегда давал мне читать книги, заботливо отобранные из своей библиотеки, после чего он расспрашивал меня, узнавая, удовлетворил ли я свою любознательность, но никогда не проверял, прочитал ли я их в действительности.

"В памяти останется только то, что угодно твоему Духу, - была его любимая поговорка, - так как только это приносит ра- дость. Школьные учителя подобны укротителям зверей: одни ду- мают, что совершенно необходимо, чтобы львы прыгали сквозь обруч. Другие настойчиво внушают детям, что благословенный Ганнибал потерял свой левый глаз в Понтийских болотах. Одни превращают царя зверей в циркового клоуна, другие делают из божьего цветка букетик петрушки. "

Подобный разговор оба господина вели и сейчас, потому что я услышал, как капеллан произнес:

- Я бы не решился позволить ребенку развиваться, как судно без руля. Я думаю, что он может потерпеть крушение.

- А не терпит ли крушение большинство остальных людей? - вскричал барон, взволнованный этими словами. - Если судить с высшей точки зрения, разве не терпит крушение тот, кто после послушной юности на школьной скамье становится, ну, скажем, праведником, женится, чтобы передать детям свою телесную субстанцию, а затем заболевает и умирает. Неужели вы думаете, что его душа создала себе столь сложный аппарат, как человеческое тело, только для этой цели?

- К чему мы прийдем, если все будут рассуждать так, как Вы? - возразил капеллан.

- К самому блаженному и прекрасному состоянию челове- чества, которое только можно себе вообразить, где каждый был бы неповторимым, и совершенно непохожим на других кристаллом, думающим и чувствующим в особых цветах и образах, любящим и ненавидящим следуя исключительно лишь желанию своего Духа. Тезис о равенстве людей, должно быть, выдумал сам сатана - враг различий и красок.