Андрэ Моруа - Открытое письмо молодому человеку о науке жить

Всмотритесь -- подлинная жизнь рядом с вами. Она в цветах на лужайке; в ящерице, которая греется на солнышке у вас на балконе; в детях, которые с нежностью смотрят на мать; в целующихся влюблен-ных; во всех этих домишках, где люди пытаются рабо-тать, любить, веселиться. Нет ничего важнее этих скромных судеб. Их сумма и составляет человечество. Но людей так легко обмануть. Несколько туманных слов могут довести их до убийств, вражды, ненависти. Употребите всю власть, которой достигнете, на то,

(647)

чтобы вернуть их к подлинной жизни с ее немудрены-ми радостями и привязанностями.

Да и сами живите подлинной жизнью, а не играйте трагикомическую роль, в которую не очень-то верите. "Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе про-жить ее ничтожно"'.

Заключение в форме диалога

-- Ваши советы разумны, но я сильно сомневаюсь, что кто-нибудь им последует.

-- Я их не только не навязывал, но даже не предла-гал; их у меня попросили.

-- Они подходят вашему возрасту, но не молодежи. "Советы стариков, как зимнее солнце -- они светят, но не греют".

-- Я и сам говорил, что в различные периоды жизни характер, пороки и добродетели человека меняются.

-- Вы действительно это сказали, но тогда зачем советовать умеренность тому, кто находится в расцвете молодости? Откуда ему взять мудрость Марка Аврелия, если он кипит желаниями и энергией. Особенно в наше время. Вы не можете не знать, что являетесь современником битников, сердитых молодых людей, "черных курток" и "прово"*. На что им ваш стоицизм?

-- Он мог бы стать их спасением... Впрочем, я об-ращался не к ним... Мой Луцилий, мой Натэниэл*, для которого я пишу, не из числа сердитых молодых людей... Встревоженный? Неуверенный? Пожалуй. Именно тревогу его я и пытался рассеять, говоря о вечном человеке.

-- На что ему вечный человек? Он родился в страш-ное время, когда все рушится; он мучается тоской своей эпохи.

-- Тоска не новость. Рене, Вертер, Адольф страдали "болезнью века". Кафка, Брукнер описали "болезнь юности"'. Всякий раз, когда после бурного периода революций и войн наступает относительное спокойст-вие и внешнее процветание, "дитя века" скучает. Не

(648)

находя применения своим силам, молодежь разбивает витрины, поджигает автомобили...

-- И бранит стариков.

-- Ничего хорошего в этом нет. Да и нового тоже. На премьере "Эрнани" юные романтики освистывали лысых классиков и кричали: "Эй, вы, плешивые, по вас плачет гильотина!"

-- Они по крайней мере не рвались к власти. Я видел по телевизору, как одна студентка из Амстердама заявила: "Пора отправить на пенсию всех, кто старше тридцати лет".

-- Сумасшедшая девчонка. Ее товарищи резко про-тестовали: "Мы не хотим власти". И слава богу! Гол-ландский народ и не доверил бы им ее. Народная мудрость высоко ценит опыт. Секретарем коммунис-тической партии не может стать мальчишка.

-- Французская революция доверила оружие моло-дым генералам...

-- Но привел к власти Бонапарта старик, Сийес*.

-- Зато сам Бонапарт был молод и тем не менее поражал зрелых мужей своими познаниями и умом.

--Что это доказывает? Что характер важнее, чем возраст. Достоинства не зависят от возраста. Да и сам возраст -- понятие относительное. Бывают разочаро-ванные во всем двадцатилетние старики; бывают вось-мидесятилетние юноши, молодые душой и телом, пол-ные замыслов.

-- Надолго их не хватит.

-- "Но время, черт возьми, не главное для дела"*.

-- Я прошу прощения у Мольера и у вас, но время, которым человек располагает, определяет его актив-ность. Чтобы предпринять важные преобразования, надо иметь впереди годы.

-- Или воспитать молодежь, способную продолжать начатое. Это-то я и пытался сделать, когда в меру моих скромных сил напоминал достойному юноше истины, которые я считаю непреходящими.

-- Как могут истины не быть преходящими, когда все вокруг быстро меняется? Один из ваших коллег сказал, что мы живем в эпоху, когда лейтенант образо-ваннее полковника, потому он учился позже, а за

(649)

время, отделяющее годы его учения от того времени, когда получал образование полковник, в науке произо-шел переворот. Чего стоит ваша традиционная мораль, когда технический прогресс изменяет нравы? Как могут взаимоотношения полов остаться прежними, если последствия полового акта перестали быть необ-ратимыми? Как может работа остаться долгом, если автоматизация делает ее лишней? Почему вы хотите, чтобы мораль в двухтысячном году была такой же, как в тысячном? Как молодежи не тревожиться, если она не видит выхода? Что вы ей предлагаете? Вы знаете, что она жаждет приключений. Долгое время ее куми-рами были капитаны, путешественники, первооткры-ватели; позже мальчишки стали бредить авиацией; еще позже космосом. Но в космос всех не возьмешь. Само-го большого бюджета в мире едва хватает, чтобы по-слать туда пару десятков человек. Что же остается мо-лодежи? Драка и за неимением лучшего бессмыслен-ные и отчаянные бунты.