Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

"Ты не ослабила моего горя из-за тех мук, которые причинило тебе ужасное несчастье, но мои сожаления уменьшились, потому что я очень горячо хотел Виктора-Оноре. Уж Виктор-Оноре не покинул бы свою мать и был бы возле нас двадцать пять лет. Весь оставшийся нам срок жизни..."

Лиддида поговаривает теперь о том, что ей пора вернуться в Верховню, чтобы навести там экономию и восстановить "волчишкино сокровище". Нет! Единственное сокровище - это она сама. Если они не поженятся в июле 1847 года, Бальзак за себя не ручается: "Горе меня сгложет, или я сам наложу на себя руки, чтобы покончить с такой жизнью". Тоска в самом деле подтачивает его здоровье, и он теперь так похудел, что на него страшно смотреть.

Помимо душевных мук есть и еще беда: его упорно преследовали парижские завистники, угрожавшие их счастью. Свет оказался "бочкой, усаженной изнутри перочинными ножами", о которых говорится в сказках Перро. Герцогиня де Кастри, хоть она и "стоит на краю могилы и похожа на разубранную покойницу", поворачивает один из этих ножей в сердечной ране Бальзака. Она коварно заводит разговор о некой графине Мнишек, польке, задававшей балы в годы Наполеоновской империи и кокетничавшей с герцогом де Майе. Знаком ли с ней Бальзак? Он делает вид, что не знает такой дамы, а когда упоминается имя госпожи Ганской, восклицает: "Но ведь ей пятьдесят восемь лет, и она уже бабушка!" Тогда Анриетта де Кастри начинает расспрашивать его об особняке Божона.

"Говорят, это безобразный дом". "Просто ужасный, - ответил я. Форменная казарма, а перед ним садик - в тридцать футов шириной и в сто футов длиной. Двор похож на тюремный. Но что поделаешь! Меня прельстили уединенность, тишина и дешевизна..." И когда она поверила, что я устроился очень плохо, что я никогда не женюсь и что я опять пушусь во всякие безрассудства, она стала обворожительно любезна. Вот тебе и старый друг!.."

Что касается Дельфины де Жирарден, у той ходившие о Бальзаке слухи вызвали приступ кокетства. Победа над Чужестранкой подняла в ее глазах престиж Бальзака. Когда он пришел к ней в гости и по чисто писательской заинтересованности завел с ней долгую беседу о трудном начале ее супружеской жизни, она вообразила, что он питает к ней нежные чувства. Она попыталась разыграть сцену из его рассказа "Силуэт женщины". Бальзаку нужны были лишь материалы для романа "Беатриса", а Дельфина де Жирарден решила, что он ухаживает за ней. Ева может быть совершенно спокойна: как ни соблазнительны донжуанские замашки, но госпожа де Жирарден стала просто отвратительна. Однако ж он сопровождал ее в театр, и она тоже заговорила с ним о его женитьбе на Ганской.

"Вот что я ответил ей; "Это было бы для меня так прекрасно, что я могу лишь надеяться, но не верить в это. Четырнадцать лет я люблю только одну эту особу благородной, чистой любовью. Я прежде всего ее друг, и до такой степени, что готов проехать полторы тысячи лье ради того, чтобы выполнить какой-нибудь ее каприз, и желал бы, чтобы у нее побольше было капризов. Я знаю, что, если мы не поженимся, она ни за кого не выйдет замуж. Быть ее другом - этого достаточно для меня, я гордился бы этим всю жизнь. Но если б она мне сказала (а я узнал бы это только от нее самой): "Я выхожу замуж за такого-то князя", я бы через десять дней умер... И тщеславие тут ни при чем, ведь четырнадцать лет она - вся моя жизнь. Вот и все. Уже давно ни состояние, ни имя, ни прочие вульгарные приманки, пленяющие мужчин, не играют тут никакой роли. Я питаю рыцарское, высокое чувство любви и надеюсь, мне отвечают взаимностью. Тому порукой глубокое благочестие этой дамы. Если б она лгала мне в ответ на мою дружбу, я потерял бы веру в Бога. Вот истинная правда о том романе, который сочиняют в свете; мне известно, что болтают обо мне, ровно ничего не зная".

По-видимому, мои слова ошеломили ее, она смотрела на меня странным взглядом.

"Я кажусь очень веселым, остроумным, даже легкомысленным, если хотите, но все это ширма, скрывающая душу, неведомую свету, ибо ее знает только она. Я пишу для нее, я ищу славы ради нее. Она для меня все - и публика, и будущее!"

"Вы объясняете мне, как была создана "Человеческая комедия". Подобный монумент можно воздвигнуть только так..."

Несомненно, писатель старательно выправил подлинный текст разговора для показа его своей возлюбленной. Однако ж Дельфина и газета "Ла Пресс" строили против него козни в Академии, и ему приходилось держать себя осторожно с супругой Жирардена. А кроме того, он боялся нескромной болтовни, которая могла бы разжечь претензии его кредиторов. Теофилю Готье, восхищенному великолепным убранством особняка Божона, он с лицемерным, ханжеским видом сказал: "Я теперь еще беднее, чем прежде; все это мне не принадлежит. Я обставил дом для одного друга, который-должен приехать. Я только сторож и привратник этого особняка".