Амели Нотомб - Влюбленный саботаж

- Еще один конь? - насмешливо спросила она.

- Нет. Настоящий секрет. Об этом кроме меня больше не знает никто на свете.

И я сама в это верила.

- Что это?

Тут я сообразила - хоть и поздно - что мне совершенно нечего было ей показать. Что я могла придумать? Не могла же я рассказать ей про снег и странные вздохи.

Это было ужасно. В кои-то веки она удостоила меня взглядом, а мне нечего было сказать.

И я придумала, как потянуть время. Нужно куда-нибудь отправиться.

- Иди за мной.

И я пошла сама не зная куда, стараясь сохранять уверенный вид, чтобы скрыть свою панику.

О чудо: Елена последовала за мной. Правда, ничего необычного в этом не было. Она целыми днями расхаживала по гетто. А сейчас просто шагала рядом со мной, но была такой же отстраненной как всегда.

Было очень трудно так медленно идти. Похоже на замедленную съемку. Но это было ничто в сравнении с ужасом, который я испытывала при мысли о том, что мне нечего, совершенно нечего было ей показать.

И все же я ликовала, глядя, как она идет за мной. Я ни разу не видела, чтобы она шла с кем-то рядом. Ее волосы были заплетены в свободную косу, и восхитительный профиль был отчетливо виден.

Но куда, черт побери, я отведу ее? В гетто не было ни одного потайного местечка, о котором бы она не знала, также хорошо, как я.

Все это заняло около получаса. А мне казалось, что прошла неделя. Я медленно шагала, не только чтобы быть рядом с Еленой, но и оттянуть момент позора и унижения, когда я покажу ей дыру в земле или разбитый кирпич или другую чепуху и отважусь сказать что-то вроде: "О! Кто-то украл его! Кто стащил мой ларец с изумрудами?" Красавица рассмеялась бы мне в лицо. Позор был неотвратим.

Я чувствовала себя смешной, но я была права, потому что знала, что секрет все-таки был, и что он был лучше любых изумрудов. Если бы только найти слова, чтобы описать Елене всю прелесть этой тайны - снег, странный жар, неведомое удовольствие, бесстыдные улыбки и необъяснимую связь, которая за этим следовала.

Если бы я могла показать ей хоть краешек этого чуда, она пришла бы в восторг и полюбила меня, я уверена. Нас разделяли слова. А ведь достаточно было найти волшебное заклинание, чтобы добраться до сокровищ, как у Али-Бабы "Сезам, откройся!" Но великий секрет оставался под замком, и все, что я могла сделать - еще больше замедлить шаг, в надежде, на то, что вдруг из воздуха возникнет слон, летучий корабль или атомная электростанция, что-нибудь, что отвлекло бы нас.

Терпеливость Елены говорила о ее равнодушии, как будто, она уже заранее решила, что мой секрет не стоил внимания. Я была почти благодарна ей за это. Так потихоньку, бесцельно сворачивая то вправо, то влево, мы подошли, наконец, к воротам гетто.

Я почти задыхалась от отчаяния и гнева. Я готова была броситься на землю с криком:

- Нет никакого секрета! Не могу я его ни показать, ни рассказать о нем! И все-таки он есть! Ты должна поверить, потому что я чувствую его в себе и потому что он в тысячу раз прекраснее, чем ты можешь себе представить! И ты должна полюбить меня, потому что я одна знаю этот секрет. Я такая замечательная, не упускай свое счастье!

И тут Елена, сама того не зная, спасла меня:

- Твой секрет не в Сан Ли Тюн?

Я сказала "да" просто чтобы что-нибудь ответить, прекрасно зная, что бульвар Обитаемого Уродства не похож ни на какой секрет.

Моя возлюбленная остановилась:

- Ну, что ж, тем хуже. Мне нельзя отсюда выходить.

- Что? - переспросила я, делая вид, что не поняла и не решаясь поверить в это спасение за секунду до гибели.

- Мама запретила мне выходить. Она говорит, что китайцы опасны.

Я чуть не воскликнула "да здравствует расизм!", но вовремя сдержалась и сказала:

- Жалко! Если бы ты только знала, как прекрасен этот секрет!

Умирающий Малларме не сказал ничего другого.

Елена пожала плечами и медленно удалилась.

Должна признаться, что с тех пор я храню глубокую и вечную благодарность китайскому коммунизму.

Две лошади выехали из-за ограды через единственную и постоянно охраняемую дверь. На бульваре Обитаемого Уродства они не свернули на площадь Великого Вентилятора, а поскакали в противоположную сторону, налево. Они ехали за город.

Кроме Площади Великого Вентилятора, был еще Запретный Город. Он был не таким запретным, как деревня. Но два всадника были не в том возрасте, на который распространялся запрет, и их не останавливали.

Они скакали галопом среди полей. Город Вентиляторов скрылся из вида.