Амели Нотомб - Влюбленный саботаж

Елена была настоящим ребенком, не склонным к философским измышлениям. Ответить на подобный вопрос для нее значило унизить себя. Это было так же глупо, как спросить у канатоходца, что бы он делал, если бы был бухгалтером.

- Откуда у тебя такое платье?

Тут она снисходила до ответа. Чаще она отвечала так:

- Его сшила мама, она очень хорошо шьет.

Или:

- Мама купила мне его в Турине.

Так назывался город, из которого она приехала. Багдад не казался мне более загадочным.

Чаще она одевалась в белое. Этот цвет восхитительно шел ей.

Ее гладкие волосы были так длинны, что даже заплетенные в косы, спускались ниже пояса. Ее мать никогда не позволяла китаянке притрагиваться к волосам дочери. Она сама тщательно и любовно заплетала роскошные пряди.

Мне больше нравилась одна коса, но Трэ чаще заплетала мне две, как себе самой. Когда у меня была одна коса, я чувствовала себя очень элегантной. Я очень гордилась своими волосами, но когда увидела волосы Елены, то мои показались мне самыми обыкновенными. Это особенно ясно бросилось в глаза в тот день, когда мы случайно оказались одинаково причесаны. Моя коса была длинной и темной. Ее же была бесконечной и черной как смоль.

Елена была на год младше меня, и я была на пять сантиметров выше, но она была выше меня во всем. Она превосходила меня, как превосходила весь мир. Она так мало нуждалась в других, что казалась старше меня.

Она могла целыми днями неторопливо шагать по гетто. И оглядывалась по сторонам только для того, чтобы убедиться, что на нее смотрят.

Не знаю, были ли дети, которые на нее не смотрели. Она внушала восхищение, уважение, обожание и страх, потому что была самой красивой и потому что была всегда безмятежна, потому что никогда не заговаривала первой, потому что нужно было подойти к ней, чтобы войти в ее мир и потому, что, в конечном счете, никто так и не проник в ее мир, который должен был быть верхом высокомерного спокойствия и блаженства, и где она прекрасно обходилась самой собой.

Никто не смотрел на нее так, как я.

С 1974 года я начала засматриваться на других так пристально, что это их стесняло.

Но Елена была первой.

И ее это совсем не беспокоило.

Она научила меня смотреть на людей. Потому что она была красива и, казалось, требовала, чтобы на нее смотрели, не отрываясь. Требование, которое я выполняла с редким усердием.

По ее вине я стала меньше интересоваться войной. Разведчик все реже ходил в разведку. До ее появления я проводила свободное время верхом, в поисках врага. Теперь же долгие часы были посвящены созерцанию Елены. Это можно было делать сидя в седле или пешком, но всегда на почтительном расстоянии.

Мне и в голову не пришло, что это выглядит неприлично. Когда я видела ее, то забывала обо всем. А потеря памяти оправдывала самое странное поведение.

Ночью, лежа в кровати, я приходила в себя и страдала. Я любила Елену и чувствовала, что моей любви чего-то не достает. Я понятия не имела, чего именно. Я знала, что надо хотя бы, чтобы красавица хоть чуточку обратила на меня внимание. Этот первый этап был совершенно необходим. Но потом, я чувствовала, что между нами должен свершить какой-то таинственный обмен. Я сочиняла истории - ни одну из них нельзя принять за метафору - чтобы приблизиться к тайне. В этих историях моя возлюбленная всегда страдала от сильного холода. Чаще всего она лежала на снегу. Полураздетая, почти голая, она плакала от холода. Снег здесь играл важную роль.

Мне нравилось, что она мерзла, ведь нужно было ее согреть. Мое воображение не было столь настойчиво, чтобы найти наилучший способ, и я воображала, - я чувствовала, - тепло, постепенно растекавшееся по застывшему телу, которое отогреет обмороженные места и заставит ее вздохнуть с наслаждением.

Эти истории повергали меня в такое блаженство, что казались мне волшебными. Отблеск их магического очарования падал на меня, я была настоящим медиумом. Я была хранителем мудрых секретов, и если бы Елена догадалась об этом, она бы полюбила меня.

Нужно было ей рассказать об этом.

И я рискнула. Это было очень наивно с моей стороны, но по моим поступкам можно было судить, как сильно я верила в это чудо.

Однажды утром я подошла к ней. На ней было пурпурное платье без рукавов, плотно облегающее талию и расширяющееся книзу подобно пиону. Ее красота и грация затуманили мне голову.

Однако, я не забыла того, что хотела сказать ей.

- Елена, у меня есть один секрет.

Она снисходительно взглянула на меня, с видом, который говорил, что иногда можно послушать что-то новенькое.