Ричард Олдингтон - Все люди - враги

"Он отдаляется от меня, он презирает меня, потому что я бесплодная женщина!"

Никогда не думай этого, потому что это неправда. Вина не твоя и не моя. Ты веришь мне?

Кэти прильнула к нему в порыве нежности и жалости и поцеловала его.

- О Тони, я верю тебе, уверена в тебе. Я больше не буду терзаться этим. Но, Тони, милый, как больно сжимается сердце, что они отняли у меня даже моего ребенка - нашего ребенка.

XII

В последний вечер перед отъездом с Эа Тони и Кэти поднялись на вершину горы, чтобы посмотреть сверху на весь остров и проститься с ним до своего возвращения, до следующей весны. Солнце, похожее на громадного золотого зверя, медленно ползло на запад, а весь воздух казался океаном прозрачного света. Нижние склоны горы пылали пышущим зноем, а пение цикад в оливковой роще походило на сумасшедший оркестр скрипачей, пиликавших непрерывно все те же две ноты.

Но, по мере того как Тони и Кэти поднимались все выше и выше, а солнце спускалось все ниже, воздух становился прохладнее, а пение цикад становилось все слабее и слабее. Сквозь завесу этого монотонного шума прорывались звуки из деревни - крики играющих детей, стук наковальни, звон курантов на церковной башне, звонивших каждые четверть часа. В лучах предзакатного солнца, спокойное, без единой волны, сверкало море, а по нему, как подводное течение или следы проплывших кораблей, тянулись длинные извилистые полосы, окружавшие подобно эмалевой оправе жемчужины отдаленных островов. Сицилию не было видно, но тяжелые грозовые тучи, белые с отливавшими бронзой краями, нависли над невидимым мысом. С каждым шагом обрыв открывался перед ними все больше. И доносившиеся снизу звуки смягчались, а когда они наконец взобрались на вершину и остановились, безмолвие вокруг них нарушалось только пронзительными криками стрижей, и они снова увидели Эа, расстилавшийся у их ног, как цветная рельефная карта.

Они сели в тени разрушенной церковной стены, спиной к деревне, лицом к необъятному простору моря, на котором не белело ни единого паруса. Кэти закрыла зонтик и облегченно вздохнула.

- Какой тяжелый и долгий подъем в такую жару, - сказала она, - но зато как прохладно теперь и какой здесь прозрачный воздух.

- Да, но я все-таки рад, что захватил с собой вот это, - сказал Тони, вынимая из рюкзака бутылку белого впна и два стакана. - Хочешь выпить сейчас или немножко погодя?

- Подождем немного, надо сначала отдышаться и остыть.

Тони положил бутылку в тень, и они сидели некоторое время молча, следя за стремительным полетом кружившихся над ними стрижей и глядя в бездонное небо. "А ведь и правда жаль уезжать отсюда, - подумал Тони, - а вместе с тем какая днем была духота.

Да и заболеть здесь сейчас недолго". И тут на него нахлынули всякие мысли - это были скорее ощущения, а не мысли - ощущение воздуха, неба и моря, ощущение как бы живого камня, на котором он сидел, ощущение горного хребта, казавшегося таким неподвижным, а на самом деле несущегося вихрем в пространстве, и ощущение близости Кэти.

Наконец он повернулся и, взглянув на Кэти, увидел, что она как будто о чем-то задумалась.

- Тебе грустно, Кэти?

- Нет, - ответила она, глядя на него с улыбкой. - Мне не грустно, я просто думала.

- О чем?

- О многом. О том, что все дни, прожитые мной в Вене, потеряны даром.

- Нет, не совсем потеряны даром, Кэти. Мы все время незаметно приближались друг к другу.

- Если бы мы только знали об этом. Но разве все эти годы ожидания прошли бы от этого скорее?

Мы могли бы сойти с ума от нетерпения.

- Да, может быть,, и лучше, что мы не знали, А еще о чем ты думала?

- Ты ни о чем не жалеешь, Тони? Насчет меня?

Ты не чувствуешь никакого беспокойства, тебе не кажется, что тебе чего-то недостает?

- Нет. Я хочу продолжать жить вот так же, я хочу видеть и созидать разные вещи и находить через них себя, но все это с тобой. Тебя я не променял бы ни на кого. Ни на кого. Если бы сейчас вдруг появился дьявол и показал мне все города вселенной и предложил бы мне власть над ними в обмен на тебя, я бы...

- Что?..

- Я бы сказал ему, чтобы он убирался восвояси, ко всем своим чертям.

- А у меня сердце все еще чуть-чуть сжимает страх.

- Чего же ты боишься, милая Кэти?

- Что ты о чем-то жалеешь.

- О ребенке? Нет, мой цветок, нет, нет, отбрось этот страх. Я ни о чем не жалею.

- Ты уверен?

- Так уверен, что никогда даже и не вспоминаю об этом. И потом, наверное, я был бы прескверным отцом.

- О Тони! Что ты говоришь!