Ричард Олдингтон - Все люди - враги

- А для меня так долго, так долго тянулось время, Тони.

- И для меня тоже. Ведь я, как одержимый, разыскивал тебя, я так томился без тебя, моя Кэти.

- Когда?

- В тысяча девятьсот девятнадцатом году.

- Здесь?

- Да, и еще раньше в Вене. Ведь я исходил этот проклятый город вдоль и поперек, разыскивая тебя.

- В каком месяце это было?

- В октябре.

- Я лежала больная в деревне, в Бишопсховене.

- Боги были против нас.

- Что же ты сделал, когда не нашел меня?

- Приехал сюда, и убивался здесь. Наконец решил, что ты, вероятно, умерла, поплакал на нашей кровати в отеле, потом вернулся в Англию и нанялся в привратники к дьяволу.

- А она была красивая?

- Кто?

- Дьяволица.

- Нет, противная. Я сбежал.

- С кем? - Один.

- А что тебя надоумило пойти к Филомене в Риме?

- Сам не знаю. Боги, вероятно. Я был в Тунисе и думал, куда бы мне податься, и вдруг меня что-то толкнуло поехать снова в Рим. Вчера я зашел в этот маленький ресторан позавтракать, встретил там Филомену, и она мне сказала, что ты здесь, ну и...

остальное ты знаешь или, впрочем, не знаешь, но узнаешь со временем. Нам так много нужно рассказать друг другу!

Кэти внезапно выпрямилась у него на коленях, откинулась назад и посмотрела на него. Тони казалось совершенно естественным, что на него так смотрят и смотрит тот единственный человек в. мире, взгляд которого - и вот именно такой - ему нужен.

Но сердце его опять мучительно сжалось, когда он увидел выражение глубокой скорби в ее глазах и на лице и горестную нежность ее губ. Она была прекрасна, прекраснее даже, чем в свои девические годы, но, боже мой, зачем было нужно, чтобы она так сильно страдала. Какая чудовищная несправедливость, - ничем за нее не отплатишь. Ах, какое проклятие, что злоба, жестокость и алчность так сильны в мире.

И все время, пока он думал об этом, Кэти пристально вглядывалась в его лицо, как будто оно было загадкой, которую только она одна могла прочесть.

- Ты очень мало изменился, Тони, только теперь ты стал настоящим мужчиной.

- А ты стала женщиной, Кэти, и ты стала еще красивей, чем раньше.

- Знаешь, о чем я думала, перед тем как ты так напугал меня?

- Обо мне?

- Нет. Какое у вас самомнение, у красивых мужчин! Я думала о том, что мне уже перевалило за тридцать и что меня ждет одинокая старость.

- Какой вздор! Во всяком случае я не так занят собой, как ты. Могу поклясться, что за последние двадцать четыре часа я почти ни о чем не думал, кроме тебя, или о том, как бы попасть к тебе.

Кэти засмеялась, и он был счастлив, что горе не разучило ее смеяться.

- И потом, Кэти...

- Что?

- Ты меня еще ни разу не поцеловала.

Быстрым движением, полным грации и нежности, она нагнулась к нему и прильнула губами к его губам. Предполагалось, что это будет один, короткий поцелуй, но он перешел во множество долгих. И когда она так чудесно, так щедро отдавала ему всю себя в этих поцелуях, он понял, что та Кэти, о которой он мечтал, которая жила в его воспоминаниях, слилась с настоящей живой Кэти в еще более прекрасной действительности.

Тони, взглянув на свои часы-браслет, увидел, что они показывают почти двенадцать.

- Я думаю, нам, пожалуй, пора идти завтракать, - сказал он с нарочитой небрежностью, но украдкой наблюдая за Кэти.

Испуганное, тоскливое, затравленное выражение появилось на ее лице, выражение человека, который среди полного счастья помнит, что жизнь ущемлена грошовыми расчетами.

- Боюсь, что тебе придется идти одному, - сказала она нерешительно, и снова выражение грусти разлилось по ее лицу. - Я взяла завтрак с собой. Он лежит где-то тут на берегу.

- А, - протянул Тони, - будем надеяться, что его съели медведи. Но если даже и нет, я хочу просить тебя оказать мне честь. Пожертвуй на сегодня своим пикником и позавтракай со мной в отеле. Мы можем потом устраивать пикники хоть каждый день.

Я сказал в отеле, что сегодня день моего рождения и что ты по этому случаю будешь завтракать вместе со мной.

Он был глубоко тронут выражением удовольствия на ее лице от перспективы даже такого маленького празднества, и все же она не решалась принять его приглашение с присущим беднякам страхом перед навязчивостью и расходами.

- Право, я не могу. Я...

Он видел, что ей очень хочется пойти с ним, и ответил:

- Да ну, полно тебе, неужели ты откажешься быть моей гостьей в первый день нашей встречи?

И потом нельзя же разочаровывать Баббо - он сейчас совершает в твою честь всяческие немыслимые подвиги. А кроме того, это день моего рождения.