Рамон Меса - Мой дядя - чиновник

Почтенный дворецкий был действительно вполне достоин милостей доньи Луисы. Он ни разу не возгордился своим положением. Когда дон Тибурсио считал уместным дать совет или высказать своё мнение по денежным или другим чисто житейским делам, он позволял себе это не для того, чтобы показать, каким влиянием он пользуется, а лишь из желания услужить семейству Армандес. Одним словом, несмотря на свои не очень изящные речь и манеры, дон Тибурсио был человеком разумным, преданным и питал к своим хозяевам искреннюю и глубокую привязанность.

Господское добро он оберегал настолько рьяно, что приобрёл один недостаток — стал чересчур недоверчив. Едва он замечал, что кто-нибудь пытается привлечь благосклонность доньи Луисы или симпатии Клотильды, как он засовывал одну руку в карман, другую запускал в бороду и ворчливо бросал:

— Хм! А ведь этот малый ищет кусок пожирнее!

И, мгновенно проникаясь враждой к очередному искателю, он встречал его так сурово, что даже самому непонятливому человеку в одну минуту всё становилось ясно. По этой причине дона Тибурсио ненавидели все родственники доньи Луисы, включая самых дальних; тем не менее они не отваживались порицать поведение дворецкого в её присутствии, так как она в ответ только сердилась и объясняла всё ревностью и завистью.

Теперь, вероятно, читатель оценит удивительную дальновидность сеньора графа Ковео, который, составляя план боевых действий, решил прежде всего завоевать сердце дона Тибурсио и лишь потом начать покорение Клотильды. Надо признаться, шёл он к цели весьма напористо и в первые дни сосредоточил все свои усилия на том, чтобы завязать дружественные отношения с не в меру подозрительным домоправителем.

Как уже было сказало, граф намеренно попадался ему на глаза раза по четыре на дню. При каждой встрече он улыбался и кланялся, и дон Тибурсио охотно отвечал на столь изысканную учтивость. Ещё не обменявшись пи словом, эти два человека уже прониклись симпатией друг к другу.

Дон Тибурсио без устали расписывал донье Луисе и Клотильде любезность графа Ковео, о ком весь город говорил с похвалой, а нередко и с осуждением. Бедный домоправитель, видимо, полагал, что совершил изрядный и огорчительный промах, не познакомившись своевременно со столь важным господином, который так жаловал его своим вниманием.

Для полного выполнения первой и наиболее существенной части намеченного плана графу оставалось лишь заговорить с доном Тибурсио. И вот случай представил ему возможность, о которой он даже не мечтал.

Однажды вечером, желая укрепить здоровье моционом, предписанным врачом, прекрасная Клотильда вместе с доном Тибурсио вышли из экипажа в сквере Нептуна, находившемся в те времена рядом со сквером Изабеллы II. Они отпустили кучера, намереваясь вернуться домой пешком.

Граф Ковео, у которого появилась привычка ходить в сквер, где он впервые увидел Клотильду, и в этот вечер прохаживался там под руку с доном Матео. Во время прогулки не произошло ничего примечательного, если не считать почтительных поклонов, которыми дон Тибурсио обменялся с графом, и весьма выразительных взглядов, которые последний адресовал прекрасной, но, по обыкновению, безразличной и надменной Клотильде.

— Ты многого добился, дорогой ученик, — заметил дон Матео. — Тебе удалось привлечь внимание отца этой недотроги.

Услышав замечание самоуверенного латиниста, граф с трудом удержался от смеха и ответил:

— О, я добился гораздо большего, чем вы можете предположить… Ах, дон Матео, волочась за этой юной красавицей, вы упустили из виду самое главное.

— Что именно? — несколько сконфуженно отозвался дон Матео.

— Я хочу сказать, — продолжал граф, — что вы не очень-то показывали перед девушкой свою любовь к её семье, если даже не попытались разузнать, кто её родственники.

— Теперь уж я совсем не понимаю тебя, дорогой ученик.

— Вы, кажется, сказали, что сеньор, сопровождающий девушку, её отец?

— Да, конечно.

— Так вот, вы плохо осведомлены, дон Матео: он ей не отец.

— Изволите шутить, сеньор граф? — промямлил дон Матео, ибо ему нечего было возразить

— Нет, я говорю совершенно серьёзно. Он ей не отец,

— А кто же?

— Домоправитель, которого всегда высоко ценило семейство Армандес.

Дон Матео сунул в рот указательный палец, сильно укусил его и решил, что граф справедливо изобличает его в невежестве: знай он раньше, что человек, сопровождающий красавицу, всего-навсего дворецкий, он вёл бы себя куда менее робко.