Рамон Меса - Мой дядя - чиновник

— Да, определённо чего-то не хватает!

Граф приказал привратнику зажечь все огни. Дом озарился ярким светом: богатая мебель, занавеси и ковры предстали во всём великолепии, но даже это не избавило графа от назойливой мысли:

«О да, чего-то не хватает!» В гостиной он присел и попробовал развлечься, просматривая визитные карточки, переполнявшие поднос, по и это не помогло: непонятная тоска по-прежнему мучила графа. Внезапно он встал, словно приняв окончательное решение, и крикнул:

— Виктор, заложи фаэтон, а я пока оденусь. Хочу на воздух — тут слишком душно.

Через несколько минут граф влез в лёгкую элегантную коляску. Он был одет в чёрный костюм, на жилете красовалась большая цепочка от часов, которую он купил вчера вечером, на манишке белой, тщательно отглаженной сорочки поблёскивали крупные бриллианты.

— Сделаем круг по Прадо, а потом поезжай по улице Обиспо, — усаживаясь, приказал кучеру граф.

Лошади размеренно зацокали подковами по камням мостовой, и лёгкий экипаж быстро отъехал от дома. Граф с наслаждением вдыхал свежий вечерний воздух. Он был, видимо, очень озабочен, так как не замечал поклонов, которыми его приветствовали седоки других экипажей при встрече с фаэтоном.

Как и велел граф, коляска ехала вниз по улице Обиспо. У парфюмерного магазина она остановилась.

Дон Ковео встал с удобного сиденья, неторопливо и спокойно вылез из коляски, вошёл в лавку и прошествовал вдоль прилавков, задерживаясь у некоторых из них. И всё это он проделал такими заученными движениями, словно хотел сказать: «Эй, сеньоры, посмотрите-ка, кто приехал в фаэтоне. Это сам граф Ковео. Поглядите, как он поднимается с сиденья, как спускается на землю, и знайте, что он намерен выбрать и купить здесь различные духи и помады. Теперь вам понятно, не так ли? Ну, вот и отлично».

Однако минут через пять сеньор граф пришёл в полное замешательство: он не знал, какую пудру, духи и помаду ему следовало выбрать среди бесчисленного множества изделий, лежавших перед ним в стеклянных флакончиках, разноцветных коробках из картона, дерева и в фаянсовых баночках. Не менее достоин внимания был вид хозяина и продавцов, которые с необычайным старанием сообщали графу, какие из ароматных товаров будут для него наиболее приятными и подходящими.

Наконец высокородный сеньор решил отобрать дюжину баночек, коробочек, щёточек и пуховочек и строго наказал, чтобы на следующий день часам к одиннадцати, к тому времени, когда он уже проснётся, всё это доставили ему домой.

— Поезжай, — громко приказал кучеру граф, снова садясь в фаэтон. Экипаж покатился дальше по улице Обиспо и наконец остановился на площади Пласа-де-Армас. Граф вошёл в большое здание, но быстро возвратился, так как не застал дома нужного ему человека.

— Это странно: мы всегда подолгу беседовали с ним именно в эти часы. Поезжай дальше! — снова приказал он кучеру.

И фаэтон выехал на улицу О'Рейли.

Граф задумался о том, где ему провести вечер, и в этот миг взгляд его упал на большие афиши, расклеенные на стене и возвещавшие о спектаклях.

Озарённые огнями витрины магазинов, ломившиеся от товаров и мелькавшие по обеим сторонам фаэтона, отражались в глазах вельможи двумя узкими блестящими полосками. Всё это было графу слишком знакомо и потому безразлично: такое зрелище ничего для него не значило, он презирал его, так как в мечтах уже любовался гораздо более прекрасными вещами, которые он увидит, когда отправится в Лондон, Париж, Нью-Йорк.

Экипаж выехал на просторную, хотя и небольшую, площадь Монсеррате. Дон Ковео протянул бамбуковую трость, ткнул ручкой, изображавшей графский герб, в плечо кучера и приказал:

— В «Такон».

И через несколько минут лёгкая коляска остановилась перед портиком театра.

Публика расступалась перед сеньором графом, друзья с почтительного расстояния кланялись ему. Одни лишь мальчишки — продавцы цветов, сладостей, вееров и газет — отважились подойти поближе, но он отогнал их, подняв трость и грозно повертев ею в воздухе.

— Мне ничего не надо, мошенники!

Ещё немного, и он принялся бы колотить тростью этих несчастных оборвышей.

В тот вечер сбор от представления должен был пойти на какие-то благотворительные нужды. В вестибюле театра на столике, покрытом красным сукном, стоял поднос, полный золотых и серебряных монет; вокруг столика сидели дамы из самых знатных семей Гаваны.