Рамон Меса - Мой дядя - чиновник

Превосходительный сеньор граф Ковео — не кто иной, как мой дядя Висенте. А дядя Висенте — это превосходительный сеньор граф Ковео.

Но почему же я был с ним, когда он звался Висенте Куэвас, а теперь, когда его величают графом Ковео, меня пет рядом? В этом-то и заключается главная причина появления настоящей главы. Заглавие её, как я полагаю, вполне оправдано: примечание действительно необходимо.

Когда в ту далёкую грозовую ночь мы с помощью дона Хенаро выбрались из тюрьмы и торопливо вскарабкались на борт судна, ожидавшего нас на рейде у крепости Морро. проклятый корабль немедленно поднял якорь и вновь отдал его лишь у берегов Мексики. Мы высадились там, проклиная нашу судьбу и дона Хенаро; как утверждал мой дядя, он до конца остался дурным человеком, ибо не снабдил нас даже рекомендательным письмом.

Бродячие медники — вот самое высокое положение, которого, испытав множество превратностей и невзгод, мы сумели достичь в древнем государстве Монтесумы [16] Монтесума (ок. 1466–1520) — верховный вождь ацтеков, глава союза индейских племён на территории Мексики. . Изо дня в день мы жарились на солнце, от лучей которого лопались камни, по лбу катились крупные капли пота и волосы прилипали к коже. Мы бродили по улицам городов и, соблюдая строгие интервалы, вопили:

— Лудить, паять! Лудим, паяем, недорого берём! Лудить, паять!

Однажды поздно вечером мой дядя, по привычке ругая всех и вся на чём свет стоит, в ярости пнув ногой шляпу и натыкаясь на котелки и инструменты, разбросанные по полу нашей скромной каморки, добрался до угла, где я спал, свернувшись калачиком, разбудил меня и попросил спичек, чтобы зажечь свет. Незадолго до этого управляющий домом, где мы жили, вручил ему большой конверт, и дядя решил теперь прочитать письмо.

Едва он зажёг свечу и, невнятно бормоча, пробежал листок, как сразу же стащил меня с моего ложа и заключил в объятия.

— Я же говорил, что бог нас не оставит, племянник!.. Вот мы и дождались награды за все наши страдания!..

Я, грешным делом, подумал, что от слишком долгих размышлений и от жары дядя малость свихнулся или стал лунатиком. Если бы вы видели, как он, полураздетый, прыгал среди котелков и силился засмеяться, что, несмотря на всё его ликование, никак ему не удавалось.

Награда за наши страдания, как выразился мой дядя, прибыла в виде письма с сургучной печатью и синим штемпелем государственной канцелярии, присланного из Мадрида за подписью наших незабвенных родичей — его превосходительства светлейшего сеньора дона Хенаро де лос Деес и не менее известного и уважаемого сеньора маркиза Каса — Ветуста.

Содержание большого и подробного письма сводилось приблизительно к следующему:

«Радуйся, радуйся добрым вестям, дорогой братец! Ты теперь свободен, как птица. Одновременно с этим письмом я высылаю тебе ассигнацию в триста песет, чтобы ты, не теряя времени, выехал в Гавану. Можешь быть спокоен — тебя никто не потревожит: наши друзья вновь пришли к власти. Первыми, о ком я подумал, были вы, мои дорогие кузены. Я нетерпеливо и страстно ждал минуты, когда смогу вознаградить вас за вашу преданность и важные услуги. Я теперь стал начальником… и, так как я решил прежде всего исправить ошибки и восстановить справедливость, мне следует вызволить вас из вашей ссылки. Висенте, перебирайся на Кубу, да не забудь прихватить с собой племянника. Необходимые инструкции получишь в Гаване. Настоятельно советую тебе ни в чём не отступать от них. Ты ведь уже научен горьким опытом: истинной причиной всех твоих бед явились те немногие случаи, когда ты не слушал моих наставлений».

Неожиданное письмо так обрадовало дядю, что он позабыл обо всём на свете. Он со слезами на глазах раз двадцать облобызал конверт.

— О, добрый, бесконечно великодушный дон Хенаро!

Я ничего не сказал дяде, когда он продавал инструмент и котелки, чтобы собрать ещё немного денег на дорогу, хотя он спустил наше имущество непомерно дёшево; не стал я перечить ему и тогда, когда он приказал мне уложить мой чемодан.

Вскоре мы отплыли в Гавану.

Прибыв в столицу Кубы, мы вновь поселились в «Льве Нации». Гонсалес, оглядев с ног до головы наши жалкие фигуры, сурово нахмурил брови, по всё-таки согласился приютить нас и потребовал лишь небольшой задаток.

Отсутствие денег весьма огорчало нас. К счастью, все тревоги вскоре рассеял появившийся в Гаване, к немалому нашему удивлению, дон Матео, деревенский учитель, тот самый, что бил нас линейкой, ревел по-ослиному и прилаживал нам ослиные уши.