Лео Перуц - Мастер страшного суда

Он погрузился в молчание. Уйдя в свои мысли, вынул папиросу из своего серебряного портсигара, держал ее в пальцах и забыл закурить.

- Видите ли, барон, - сказал он после паузы, - когда я тут сидел и вас поджидал, то у меня... Мне будет нелегко объяснить эту ассоциацию идей... Когда я тут сидел... Разумеется, мысли мои сосредоточены были на этой даме у телефона и ее действительно странных словах о Страшном суде, и вдруг, я не знаю отчего, вдруг я увидел пятьсот мертвецов на реке Мунхо.

Он смотрел совершенно бессмысленным взглядом на свою папиросу.

- То есть я не видел их, - продолжал он. - Я только пытался представить себе, что-то заставляло меня неустанно думать о том, как бы это было, если бы они стояли передо мною, один подле другого, пятьсот желтых искаженных лиц, и на каждом из них - отчаяние, и ожидание смерти, и укор...

Он чиркнул спичкой, но она сломалась у него в пальцах.

- Это, конечно, ребячество, вы правы, - сказал он, помолчав. - Это призрак, что значит он для современного человека? Страшный суд, пустой звук былых времен! Судилище Бога - будит ли в вас это слово какие-нибудь ощущения? Конечно, предки ваши, вероятно, падали на колени, обезумев от страха, и шептали молитвы, когда с алтаря доносились слова о Dies irae5. Бароны фон Пош,-он вдруг заговорил легким тоном светской болтовни, как будто предмет беседы, хоть и не вовсе лишен был интереса, все же не имел, в сущности, значения, - бароны фон Пош происходят, не правда ли, из очень католической местности, из Пфальц-Нойбурга, не так ли? Вы удивлены, что я так обстоятельно знаком с происхождением вашей семьи, я это вижу по вашему лицу. Не думайте, что я вообще интересуюсь генеалогией баронских фамилий. Просто хочется знать, с кем имеешь дело, и я велел себе подать Готский альманах сегодня ночью, в клубе... О чем я говорил? Да... Страха я, разумеется, не испытывал, вздор, но все-таки это было очень своеобразное чувство... Коньяк - превосходное средство отделываться от тягостных представлений.

Папироса дымилась. Он откинулся на спинку кресла и пускал в воздух сизые кольца. Я следил за ними, и в голове у меня роились разные мысли. Внезапно я нашел ключ к странному характеру инженера. Этот белокурый широкоплечий великан, этот крепкий и энергичный человек был уязвим в одном месте. Во второй раз на протяжении неполных суток говорил он со мною об этом давнем своем переживании. Он не был пьяницей, алкоголь был для него только временным прибежищем в отчаянной борьбе, которую ему приходилось вести. Жгучее сознание вины, не желавшее зарубцеваться, преследовало его в течение ряда лет и не давало ему покоя.

Воспоминание могло свалить его с ног одним дуновением.

Часы на плите камина пробили одиннадцать. Инженер поднялся и стал прощаться.

- Итак, решено, не правда ли? Вы откладываете свой отъезд, - сказал он, протягивая мне руку.

- Почему же, господин Сольгруб? - сказал я в досаде, потому что такого слова ему не давал. - Мои намерения нисколько не изменились. Я уезжаю еще сегодня.

С ним сделался приступ ярости, лишивший его всякого самообладания.

- Вот как! - взревел он. - Ваши намерения... Черт побери, да разве у меня время краденое? Два часа бьюсь я над тем, чтобы вас образумить, и...

Я поднял глаза и посмотрел ему в лицо. Он сразу понял, что тон его непозволителен.

- Простите, - сказал он. - Я в самом деле глуп. Собственно говоря, вся эта история ничуть меня не касается.

Я проводил его до дверей. На пороге он еще раз повернулся и ударил себя рукою по лбу.

- Так и есть! Главное-то я почти забыл сказать,-воскликнул он. Послушайте, барон, я был сегодня утром у Дины. Возможно, что я ошибаюсь, но у меня было такое впечатление, будто ей очень важно с вами переговорить.

Весть эта поразила меня как удар обухом по голове. В первый миг я стоял ошеломленный и не был в состоянии что бы то ни было сообразить. Потом, в следующую секунду, мне пришлось выдержать дикую борьбу с самим собою. Я хотел подойти к нему, схватить его за плечи... Он был у Дины, он видел ее, говорил с нею! Я испытывал безумное желание все узнать, хорошее и дурное, спросить его, назвала ли она мое имя, какое было у нее при этом выражение лица... Таково было мое первое побуждение, но я подавил его в себе, я сохранил полное спокойствие и не отдался в его руки.

- Я письменно сообщу ей свой адрес, - сказал я и заметил, что у меня дрожит голос.

- Сделайте это! Сделайте это! - воскликнул инженер и очень дружелюбно похлопал меня по плечу. - Счастливого пути... Не опоздайте на поезд!