Лео Перуц - Мастер страшного суда

- Помилуйте, я вам за это признателен, - сказал я. - Я заспался, этого со мной обыкновенно не бывает... Чашку чаю разрешите?..

- Нет, благодарю вас, чаю не хочу. Вот от рюмки коньяку не откажусь... Спасибо, достаточно. Ну-с, вы знаете, зачем я пришел?

- Я полагаю, что вас прислал ко мне Феликс, - ответил я. - Со вчерашнего дня произошло что-нибудь новое?

- Еще нет. Покамест нет, - пробормотал инженер, и глаза у него сделались опять стеклянными.

- В таком случае я в самом деле не догадываюсь,

- Боюсь, что я действительно напрасно пришел,-сказал он. Он сидел, наклонившись вперед, и смотрел в сторону совершенно бессмысленным взглядом. - Я вообразил себе, что вы сможете мне сказать, с кем говорили вы вчера вечером по телефону об Ойгене Бишофе, вы помните? Больше вы не думали о том, кто бы могла быть эта дама?

- Думал, - сказал я порывисто, и не успел еще договорить это слово, как меня осенило своего рода наитие, я внезапно пришел к заключению, показавшемуся мне необходимым и убедительным. - Я думал и пришел вот к какому выводу. Дама, с которою я говорил, может быть только актрисой. Я полагаю, что знаю ее по сцене, потому что с Ойгеном Бишофом у меня было мало общих знакомых. Но когда и в какой пьесе я видел ее, этого я, к сожалению, припомнить не мог.

- Благодарю вас, - выпалил инженер и устремил совершенно равнодушный взгляд на степной зеленый коврик.

- Думаю, что я еще вспомню ее фамилию, - продолжал я, помолчав, - мне нужно для этого известное время. Мне придется перебрать в памяти не слишком много имен, я за последнее время не очень часто бывал в театрах.

Инженер сидел против меня безучастно, подпирая голову рукою. Он все еще не говорил ни слова, и его молчание невыразимо тяготило меня.

- Если бы мы могли встретиться после обеда, - предложил я, - скажем, в пять часов - такой срок должны вы мне дать, - то я уверен, что до тех пор...

Он прервал мои слова движением руки.

- Нет, не трудитесь, - сказал он. И затем, протянув руку к бутылке с коньяком, принялся пить рюмку за рюмкой как помешанный.

- В пять часов дня, говорите вы? - продолжал он после седьмой рюмки. В пять часов дня я буду знать, с кем вы вчера говорили, в этом не приходится сомневаться, судя по тому, как обстоят дела.

- В самом деле? - воскликнул я с изумлением и недоверием. - Разве у вас есть какая-нибудь отправная точка? Откровенно говоря, я не могу себе представить, каким образом...

- Можете на меня положиться. Я знаю, что говорю,-пробормотал инженер и опрокинул восьмую рюмку, девятую и десятую; он, казалось, привык пить коньяк стаканами.

- Было бы, конечно, чрезвычайно важно узнать, кто эта дама, - сказал я. - Я думаю, нам придется расспросить кое о чем, прежде всего...

Он покачал головою.

- Я не думаю, что мы получим от нее какие-либо разъяснения, - сказал он и затем опять ушел в тупое молчание.

Прошло несколько минут. Мы молча сидели друг перед другом. В моей спальне Винцент, по своей привычке, вполголоса разговаривал сам с собою, по временам приостанавливался и насвистывал припев какой-то солдатской песни. Сквозь открытое окно глухо доносился уличный шум, от грохота катившегося мимо грузовика тихо дребезжали рюмки с коньяком и серебряный молочник... Я увидел на столе листок со вчерашними моими заметками и спрятал его.

Вдруг инженер встал. Несколько раз прошелся по комнате энергичными шагами. Перед моими чемоданами он остановился.

- Итак, это дело кончено, - сказал он совершенно другим тоном. Простите, что нарушил ваш сон. Это было совершенно излишне... Вы собираетесь уехать, как я вижу...

- Да, в Богемию. У меня есть маленькое поместье близ Хрудима... Не угодно ли еще рюмку коньяку?.. Мой поезд идет в семь часов вечера.

- Разрешите узнать, чем вызван ваш экстренный отъезд?

- Я еду охотиться на красного зверя.

- Вы думаете, дикие козы ваших лесов поведут себя очень несдержанно, если вы заставите себя ждать несколько дней?.. Шутки в сторону, барон, - не отложите ли вы свою поездку?

- Я, право, не понимаю, что должно меня от нее удержать.

- Не выходите сразу из себя, - сказал инженер и, подняв голову, посмотрел мне в лицо. - Позвольте мне разок поговорить с вами совершенно откровенно... Я был сегодня ночью в скаковом клубе... Я о вас беседовал с некоторыми вашими добрыми друзьями, вы были предметом довольно оживленных дебатов. Нет, вы не тот, каким показались мне вначале, не артист в душе, не эстет. Ваше имя упоминалось не иначе как в оригинальном тоне почтительной ненависти. Говорят, что при некоторых обстоятельствах вам доводилось обнаруживать известную, ну, скажем, широту взглядов в выборе средств. Кто-то назвал вас вчера великолепной бестией... Сидите, пожалуйста, спокойно! За что купил, за то и продаю, и никакого не имею намерения вас обидеть... Вы собираетесь уехать в свое имение стрелять диких коз. Ладно. Я понимаю. Но к чему это? В смерти Ойгена Бишофа вы не виновны, не можете быть виновны. Черт побери, если только половина того, что мне о вас рассказывали, правда, то я не понимаю, почему вы как раз в этом случае не бережете своей шкуры, почему вы покорно исполняете приказ моего друга Феликса...