Ульмас Умарбеков - Слепой дождь

— Рахимджан-ака… — напомнил о себе шофер.

— Да, да, конечно, все это бесполезно, — кивнул Рахим Саидов.

Мать принесла чайник и пиалы.

— На тебе лица нет, сынок… Ах, бандиты проклятые, чтоб под ними земля разверзлась! Кому это понадобилась невинная душа моей невестушки?!

Выпили по пиале крепкого зеленого чая. Вскоре, постукивая палкой, пришел Саид-ака. Едва он появился в калитке, Рахима-апа с плачем бросилась ему навстречу:

— Ой, отец! Какое горе-то свалилось на нас! Великая беда обрушилась на нашу голову! Нет у нас больше нашей невестушки!

Старик выронил из рук палку. Лицо его сделалось бледным.

— Что ты плетешь, неумная?

— Нашу Мунисхон убили. Ой, несчастная моя головушка! Лучше бы мне умереть!

Саид-ака сел рядом с сыном и спросил, что произошло.

Слушая рассказ сына, старик сидел молча, низко опустив голову.

Рахиму ни разу не доводилось видеть, чтобы отец плакал. Он всегда мужественно принимал трудности. От природы он неразговорчив. Чтобы победить горе, уходил с головой в работу. Чего-чего, а уж работы у него всегда хватало. Он не умел сидеть сложа руки, от безделья уставал.

С виду отец был суров. Но, несмотря на внешнюю суровость, за всю жизнь он грубого слова сыну не сказал. Если уж очень был недоволен, обращался к нему на «вы». И такое его обращение порой ранило сильнее бранных слов. Рахим Саидов помнит один из таких разговоров с отцом, хотя давно это было.

В их махалле поселился с семьей полковник. У него было двое детей: сын — ровесник Рахима и дочка — на год или два младше. Звали девочку Света. Веселая она была. Песенки любила петь. Рахимджан подружился с ее братом. Но вскоре поймал себя на мысли, что частит к ним не столько из-за него, сколько из-за Светы. Случалось, он задерживался у них допоздна, и тогда родители приходили за ним, чтобы увести домой.

Все бы ничего, да стал Рахимджан хуже учиться. За первую четверть в его табеле появились четыре тройки. И это в то время, когда школа в числе трех лучших учеников намеревалась выдвинуть его кандидатуру на золотую медаль.

Однажды, возвращаясь вечером от Светы, он увидел директора школы, выходящего из их калитки. Рахимджан спрятался за дерево и глядел вслед директору, тревожно раздумывая, что же привело его к ним в дом.

Рахимджан всю ночь проворочался в постели. Утром за завтраком отец сказал:

— Сынок, кажется, вы у нас стали совсем взрослым?

Рахимджан растерянно посмотрел на отца, на мать.

— Оказывается, вы под ручку с барышнями разгуливаете?

Рахим почувствовал, как у него вспыхнули уши. Всего-то один раз, когда шли из кино, он взял Свету за руку.

— Если так, то давайте-ка лучше мы женим вас — и дело с концом. Бросайте, сынок, учебу. Верно я говорю, Рахима?

— Не говорите так, — смеясь, ответила мать. — Рахимджан наш закончит школу на золотую медаль. Поступит в институт. А там и подберет невесту себе.

— Какое будет ваше решение, сынок?

Рахимджан сидел с неразжеванным куском во рту, не мог проглотить. Он мотнул головой.

— Не слышу, сынок, вы что-то сказали?

Рахим с трудом проглотил.

— Будет так, как мама сказала.

— Значит, договорились.

Рахимджан много дней затем старался не попадаться отцу на глаза. Исчезал из дому ранним утром, еще до того, как отец вставал, возвращался, когда он уходил на работу. А вечером, едва отец входил в дом, он прятался в своей комнате. У Светы он перестал бывать. Но очень ему хотелось сбегать к ней хоть на минуту. Эх, учились бы они в одной школе! Тогда бы уж непременно виделись каждый день.

Прошло около трех недель. У ворот Мирабадского базара Рахимджан неожиданно встретил брата Светы. Они поздоровались.

— Ты что перестал бывать у нас? — сказал тот.

Рахим покраснел.

— Много уроков задают, — соврал он, не поднимая головы. — Не успеваю.

— А мы уезжаем…

— Куда?! — испугался Рахим.

— Папу опять переводят на новое место. В Алма-Ату. Заходи попрощаться. Уезжаем утренним.

Рахимджану очень хотелось их проводить, но он так и не решился это сделать.

Спустя месяц пришло письмо. В конверте оказалась большая фотография Светы. Она была снята в школьной форме. На черном переднике комсомольский значок. В толстую косу вплетен бант, похожий на белую розу. Волнистые светлые волосы, зачесанные назад, прикрывают уши. Рахимджан не помнил, чтобы прежде она так причесывалась. Обычно заплетала две косички, которые смешно торчали в разные стороны. А теперь — толстая коса. Света стала еще красивее. Улыбается чему-то грустно и задумчиво. Глаза у нее голубые-голубые, как весеннее небо под Ташкентом.