В 1895 году, выезжая за границу, Прус навестил Жеромских в Рапперсвиле (Швейцария). В письме к жене он рассказывает о некоторых чертах пани Октавии, которые напоминают Мадзю: "Это удивительная женщина! Работает как служанка, присматривает за больными, и - на чужбине - у нее всегда прекрасное настроение. Я иной раз тоскую, как медведь в клетке, ее муж также, а она всегда весела".
Сохранились теплые, сердечные письма Пруса к Октавии Родкевич. Любопытно, что в одном из них он шутя называет ее "эмансипированной".
Интересен для характеристики героинь Пруса и образ тетки писателя, Домицеллы Ольшевской, которая воспитала его и оказала на него большое влияние. Биограф писателя Людвик Влодек рассказывает, что пани Ольшевская, еще когда не была замужем, подала пример необычайной энергии, открыв в Люблине мастерскую шляп. Она вынуждена была это сделать, так как некогда большое состояние, принадлежавшее ее семье, растаяло. Такой поступок женщины шляхетского происхождения вызвал удивление и неодобрение шляхты, но пани Ольшевская выдержала насмешки.
Современная Прусу критика встретила роман в целом одобрительно. Одним из первых выступил с оценкой произведения Петр Хмелевский. В своей рецензии, появившейся в журнале "Атенеум" в год выхода книжного издания "Эмансипированных женщин", он дает довольно меткую оценку отдельным частям романа:
"Первый том - это прекрасная экспозиция, которая знакомит нас со всеми важнейшими героями и вместе с тем образует законченное целое, будучи картиной нескольких последних месяцев жизни пани Ляттер. С точки зрения художественности этот том является наиболее законченным и может быть отнесен к шедеврам Пруса. Второй том также образует самостоятельное целое, так как действие разыгрывается исключительно на фоне провинциальной жизни; он тоже написан на хорошем уровне, но хуже, чем первый. В третьем томе разнообразие ситуаций богаче, чем в предыдущих, но, может быть, именно вследствие богатства материала в нем не все с одинаковым старанием обработано, очерковости здесь больше, чем в других частях. Наконец, четвертый том, самый важный по содержанию, менее всего удовлетворяет с точки зрения искусства, особенно во второй своей половине; слишком много там дидактического элемента!"
Видный польский критик и публицист, близкий одно время социалистическим кругам, Станислав Бжозовский сравнивал Пруса с Бальзаком. Он пишет в 1906 году: "Прус больше всех писателей нашей эпохи прилагает усилия для того, чтобы понять социальные процессы, происходящие вокруг него... Разве мы не замечаем всей сложности сети социальных отношений, скрытых за психологией пани Ляттер, Норских, Сольских, Бжеских и др. Прус, как и Бальзак, не ограничивается созданием отдельных образов, он создает целые общества, которые, изменяясь и развиваясь, формируют людей".
Особенно высоко оценила польская критика образ пани Ляттер. "Трагедия пани Ляттер и картина Иксинова относятся к лучшим достижениям нашего романического наследия", - читаем мы в монографии о Прусе Зыгмунта Швейковского. "Пани Ляттер, - пишет известная публицистка Ирена Кшивицкая, это Цезарь Биротто и Горио в юбке, с той только разницей, что в ней отец Горио постоянно борется с Цезарем".
Споры в критике вызвал образ Мадзи. Некоторые исследователи нашли этот образ неубедительным. Например, Петр Хмелевский считает, что "образ Мадзи Бжеской как замысел прекрасен, как художественное исполнение - неудачен... Поражает в ней прежде всего слишком большая, неправдоподобная, если иметь в виду ее воспитание, наивность..." Этой точке зрения противостоит оценка Ирены Кшивицкой: "Мадзя - это женский вариант "Идиота" Достоевского... Сомневаться в реальности такой доброты означало бы сомневаться в реальности каждого таланта только потому, что он редко встречается". Образ Мадзи представляется убедительным и современному критику Дануте Бжозовской. "Уже сама симпатия, - пишет она, - какую мы чувствуем к героине Пруса - а кто же не любит Мадзи Бжеской из "Эмансипированных женщин"! - показывает, что этот образ сделан не из бумаги". Данута Бжозовская вслед за Марией Домбровской обращает внимание на теплый юмор, который использован писателем при создании образа Мадзи. "Именно юмор придает Мадзе теплоту и прелесть", - пишет она.
Четвертая, последняя часть романа вызвала много справедливых упреков критики. Уже приводилось высказывание Петра Хмелевского, который считает эту часть "важной по содержанию", но отмечает ее художественную слабость. О растянутости изложения, неубедительности некоторых образов, фигурирующих в этой части, пишут и другие исследователи.
Читать дальше