- О, если бы существовал нездешний мир! - невольно прошептала Мадзя.
Старушка отшатнулась от Мадзи и перекрестила ее, но через минуту кротко сказала:
- Бедное дитя! Но ты, мне кажется, так добра и невинна, что бог не оставит тебя своей милостью.
На какое-то мгновение страх снова охватил Мадзю. Ей вспомнились грозные слова матери Аполлонии о том, что сам бог иногда встает людям на пути, чтобы обратить их.
Отдохнув и успокоившись, Мадзя попрощалась со старушкой. Монахиня сердечно поцеловала девушку, но по всему было видно, что она огорчена.
- Заходи, не забывай нас! - сказала она девушке.
Когда Мадзя вышла на улицу, она почувствовала, что ей как будто жаль расставаться с почтенной старушкой, с тихим зданием, с чистотой его коридоров, сиротами, зеленью сада и покоем. Особенно с покоем, который царил здесь над всем и осенил душу Мадзи.
Если бы монахини сдавали внаем комнаты, она бы немедленно переехала к ним.
"Будь я монахиней, - думала Мадзя, - я могла бы ухаживать за паном Казимежем, не боясь никаких подозрений и сплетен".
И быть может, не думала бы о Сольском, с воспоминаниями о котором, мимолетными, но докучными, ей все чаще приходилось бороться.
"Ах, хоть бы скорее ответил Здислав! - думала Мадзя. - Ведь мог же он за это время ответить".
Остаток дня прошел в мучительном ожидании неприятных вестей; Мадзе казалось, что ей вот-вот сообщат о смерти пана Казимежа, о новом поединке, быть может, о болезни отца...
Она ждала, ждала, как в лихорадке; всякий раз, когда кто-нибудь быстрым шагом поднимался по лестнице, сердце ее начинало биться. Но плохих вестей не было.
"У меня расстроены нервы, - успокаивала она себя. - Ах, если бы можно было уехать в деревню! Если бы благочестивые монахини позволили мне каждый день несколько часов посидеть у них в саду, я бы почувствовала себя лучше".
Ночью Мадзя не спала, лишь забывалась коротким сном, полным сновидений. Ей чудилось, будто она смотрит панораму, за стеклами которой скользят неестественной величины тени пана Казимежа, Цинадровского, Стеллы и пани Ляттер. А чей-то однообразный и скучный голос дает пояснения:
"Вот чего стоит жизнь человеческая! Пани Ляттер, перед которой все преклонялись, обратилась в горсть праха. На могиле Цинадровского уже завяли цветы, посаженные рукой Цецилии. В безвестной могиле лежит Стелла, которая была кумиром иксиновской молодежи и, возбуждая зависть у барышень, срывала аплодисменты и получала букеты цветов. Казимеж Норский, такой красавец, талант и счастливчик, скоро обратится в кислород, водород, жиры и железо! Вот она, жизнь человеческая!"
Мадзя пробуждалась, смотрела на стену, на которую из окна падало сиянье звездной ночи, и думала:
"Найдется ли в мире девушка, моя ровесница, чей сон нарушали бы такие странные виденья?"
Но она уже притерпелась к страданиям и снова смыкала веки, чтобы увидеть новые гробовые тени и услышать унылый докучный голос, вещающий о бренности жизни, а потом и вовсе бог весть о чем.
"Если Здислав не ответит, я сойду с ума!" - подумала Мадзя.
На следующий день в двенадцать часов она отправилась к панне Малиновской, которая уже вернулась из деревни. День был воскресный, но в пансионе стоял шум: по коридорам сновали пансионерки со своими матерями, торопливо пробегали учительницы и классные дамы.
Чтобы не отнимать у начальницы времени, Мадзя решила уйти и вернуться попозже; но в эту минуту показалась панна Малиновская и проводила ее к себе в комнату.
- Голова у меня идет кругом! - воскликнула озабоченная начальница. Третьего дня вернулась из деревни и сразу закружилась как белка в колесе. Как поживаете, панна Магдалена?
Панна Малиновская была смущена и держалась принужденно; но Мадзя приписала это множеству дел, которые обрушились на начальницу после каникул. Чтобы не отнимать у нее времени Мадзя сказала:
- Я пришла извиниться перед вами, я не смогу быть у вас классной дамой...
- В самом деле? - перебила ее панна Малиновская, и лицо ее прояснилось. - Чем же вы намерены заняться?
- Хочу поехать к брату, он управляет фабриками под Москвой. А годика через два мы вернемся сюда. Брат построит фабрику, я буду вести хозяйство и открою небольшую школу для детей наших рабочих.
- Это хорошо, что вы едете к брату! - воскликнула, оживившись, панна Малиновская. - Вместо горького учительского хлеба у вас будет свой дом, вы сможете выйти замуж, а самое главное - уедете из Варшавы... Невыносимый город!.. Когда вы хотите ехать?
Читать дальше