Болеслав Прус: Форпост

Хутор этот, капля в море человеческих деяний, был отдельным, прошедшим разные фазы мирком со своей историей.

Вспомним, к примеру, время, когда у Юзефа Слимака было едва семь моргов земли, а в хате только он сам-друг с женой. Вскоре, однако, совершились два чрезвычайных события: жена его родила сына Ендрека, а в хозяйстве согласно уставу о сервитуте прибавилось три морга земли.

Обстоятельства эти произвели большую перемену в жизни Слимака: он купил корову и боровка, а на полевые работы стал нанимать кого-нибудь из деревенских бедняков.

Несколько лет спустя явился на свет и второй сын. Тогда Слимакова на пробу - всего на полгода - взяла себе в подмогу старуху поденщицу Собесскую. Проба затянулась еще на три месяца, но однажды ночью Собесская затосковала по корчме, сбежала в деревню, а на ее место поступила дурочка Зоська, тоже на полгода. Слимаковой все казалось, что вот-вот кончатся спешные дела и она управится без работницы.

Дурочка Зоська прожила у Слимаков около шести лет и, хотя работы у них не убавилось, перешла батрачить в имение. На этот раз Слимакова наняла пятнадцатилетнюю сиротку Магду; у девушки было свое хозяйство: корова, несколько полосок земли и полхаты, но она предпочла пойти в люди, лишь бы не оставаться в родном доме. По словам Магды, ее до полусмерти колотил дядя, а остальная родня только и знала, что уговаривала сироту смириться, внушая ей, что чем больше палок обломает дядя об ее хребет, тем для нее же будет лучше.

В ту пору Слимак сам обрабатывал свое поле и лишь изредка брал кого-нибудь поденно. Тем не менее он еще успевал ходить со своими лошадьми в имение и возить из города товар евреям, живущим в поселке. Но когда его стали чаще звать в имение, он уже не мог управиться с хозяйством, нанимая поденщиков от случая к случаю, и принялся исподволь подыскивать себе батрака.

К осени жена вконец извела Слимака, требуя, чтобы он нашел работника. Как раз в эту пору из больницы возвращался в родные места Мацек Овчаж, которому телегой придавило ногу. Путь его лежал мимо хаты Слимаков; он отощал, выбился из сил и присел отдохнуть на камне у ворот, жалостно поглядывая в сторону хаты. В это время в сенях хозяйка мяла для скотины вареную картошку, и вкусный запах ее разносился вместе с клубами пара по всему двору. От этого аромата у Овчажа засосало под ложечкой и так его разморило, что он словно прирос к камню.

- Никак, это вы, Овчаж? - окликнула его Слимакова, с трудом узнав одетого в лохмотья калеку.

- Я самый, - ответил бедняк.

- А говорили в деревне, будто вас задавило.

- Еще того хуже, - вздохнул Мацек, - в больницу меня свезли. Уж лучше бы убило меня на месте этой телегой! Не пришлось бы мне теперь тужить о ночлеге да не мутило бы меня с голодухи.

Хозяйка призадумалась.

- Кабы знать, что ты не помрешь, - сказала она, помолчав, - может, мы взяли бы тебя в батраки...

Мацек вскочил с камня и, волоча ногу, заковылял к хате.

- Чего мне помирать? - закричал он. - Зубы-то у меня здоровые, и работать я могу за двоих, только бы мне малость подкормиться. Дайте-ка мне борща с хлебом, наемся я досыта, так хоть целый воз дров вам наколю. На пробу возьмите меня на недельку, я все ваши горы вспашу. Служить вам буду за одежку да за латаные сапоги; мне-то, главное, где-нибудь на зиму приткнуться...

Овчаж умолк, удивленный тем, что столько наговорил, потому что от природы он был немногословен. Слимакова осмотрела его со всех сторон, дала ему поесть, а когда он одолел миску борща да миску картофеля, велела ему сходить на реку умыться. Вечером, когда Слимак вернулся домой, она представила ему нового батрака, который уже и дров наколол, и скотину покормил.

Пока жена рассказывала ему, как это произошло, Слимак молчал. Но сердце у него было мягкое, и, подумав, он молвил:

- Что ж, Мацек, оставайся у нас, коли так. Нам будет хорошо, и тебе будет хорошо; нам будет худо, и тебе будет худо. А случись, не приведи господи, что и вовсе не станет хлеба в хате, тогда ты и пойдешь, как нынче шел, куда глаза глядят. Покрепче станешь, тогда всякий наймет тебя с охотой.

Таким образом, на хуторе появился новый обитатель. Тихий он был, как муравей, преданный, как собака, а работал, несмотря на свое увечье, не как одна, а как две лошади.

С этого времени в доме Слимака больше не прибавилось ни детей, ни работников, ни скотины - если только не считать рыжего пса Бурека. В жизни хутора установилось полное равновесие. Все хлопоты, все тревоги и чаяния, как и все помыслы, сосредоточились вокруг одной цели: сохранить существующее благополучие. Ради этого работница носила в печку дрова или, распевая, бежала вприпрыжку в погреб за картошкой. Ради этого хозяйка вскакивала на заре и спешила к своим коровам или жарилась у огня, придвигая и отодвигая огромные корчаги. Ради этого обливался потом Овчаж, то сгибаясь над плугом, то волоча свою хромую ногу за бороной. И, наконец, с этой же целью, еще шепча утренние молитвы, чуть свет уходил Слимак в помещичью ригу или вез в город проданное евреям зерно.