Болеслав Прус - Форпост

Стасек кивнул головой.

- Понятно, - ответил он, - а еще я вот чего не знаю: что думает трава, когда скотина ухватит ее языком и мнет зубами?

- Чего ей думать?.. Ничего она не думает!

- Ну как же!.. - продолжал Стасек. - Быть того не может, чтобы она ничего не думала. Вот в праздник, когда народ соберется на погосте, издали посмотришь на людей - будто это трава или кусты: тут и зеленые, и красные, и желтые, и всякие, как цветы в поле. Так кабы страшное какое чудище пришло на погост да слизнуло бы всех язычищем, разве они ничего бы не думали?..

- Люди - те кричали бы, а трава-то ничего не говорит, когда ее косишь, - возразил Слимак.

- Как - не говорит? Палку сухую станешь ломать, и то она трещит, а возьмешь свежую ветку, она гнется, да в руки не дается, а траву когда рвешь, она пищит и ногами держится за землю.

- Э, да тебе всё чудеса мерещатся, - сказал отец. - Если всякого спрашивать, охота или неохота ему идти под косу, так и сам не поешь, и скотину не покормишь, и все пойдет прахом.

- А ты, Ендрек, тоже не рад, что идешь в имение? - спросил он другого сына.

- Разве это я иду? Вы идете, - ответил Ендрек, пожимая плечами. - Я бы туда не пошел.

- А что бы ты сделал? Письмо бы написал? Так пан тебе не ровня, да и писать ты не умеешь.

- Скосил бы траву, да и свез бы к себе на двор. Пускай бы он шел ко мне, а не я к нему.

- И ты посмел бы косить господскую траву?

- Какая она господская! Сам он, что ли, ее сеял? Да и луг не возле его хаты!..

- Вот и видно, что дурак, потому что луг-то господский и вон те поля все господские. - Он показал рукой на горизонт.

- Оно как будто и так, - ответил Ендрек, - покуда никто их не отнял. А я знаю, что и ваша земля и хата прежде тоже были господские, а нынче стали ваши. Так же и луг. Чем он нас лучше, ваш пан: работать он не работает, а земли на сто дворов заграбастал!

- Да вот заграбастал же.

- А у вас почему столько нету, да и у Гжиба и у других?

- На то он пан.

- Велика важность! Вы, тятя, наденьте сюртук, выпустите штаны поверх сапог - и тоже станете паном. Только земли у вас столько не будет, как у него.

- Сказал я тебе: дурак! - рассердился Слимак.

- Я и правда еще глуп, потому что не ученый. А Ясек Гжиб - умный, он даже в канцелярии писал. А он что говорит? Должно, говорит, быть равенство, и тогда, говорит, оно наступит, когда мужики отнимут землю у господ и у каждого будет свое.

- Дурень твой Ясек: если у каждого будет свое, никто на другого не станет работать. Так уж устроено на свете, и Ясек тут ничего не поделает. Лучше бы он у отца деньги из сундука не таскал да не бегал по городу из шинка в шинок. Больно горазд он чужим распоряжаться! Мое бы он отдал Овчажу, господское взял бы себе, а свое-то небось не выпустил бы из рук. Пусть уж лучше будет так, как господь бог по милости своей сотворил и как учит святая церковь, а не так, как хотят Гжибы - старый и молодой.

- А разве помещику землю послал господь бог? - брякнул Ендрек.

- Господь бог установил на свете такой порядок, чтобы не было никакого равенства. Оттого-то небо вверху, а земля внизу, сосна растет высоко, орешник низко, а трава еще того ниже. Оттого и среди людей: один старый, а другой молодой, один отец, а другой сын, один хозяин, а другой батрак, один барин, а другой мужик.

Слимак даже устал говорить, но, отдышавшись, продолжал:

- Ты погляди, к примеру, на умных собак, когда их много бегает во дворе. Вынесут из кухни ушат помоев, сейчас к нему первая идет одна, всех сильнее и всех злее, ну, и жрет, а другие стоят облизываются, хоть и видят, что она хватает все лакомые куски. Когда эта так натрескается, что, того и гляди, лопнет, подходят другие. Каждая сует морду со своего края и без всякой грызни жрет, сколько на ее долю придется. А где собаки глупые, там все они враз летят к ушату, сейчас передерутся и больше вырвут клочьев друг у дружки, чем урвут кусков. А то еще ушат опрокинут и весь корм разольют, но и тут всегда найдется одна какая-нибудь посильней других и всех разгонит. Ей и самой при таком хозяйствовании немного достанется, а другим и вовсе ничего.

Так и с людьми будет, если всякий станет заглядывать в рот другому да кричать: "Отдай, ты больше съел!" Самый сильный разгонит других, а кто послабей, те перемрут с голоду. Оттого бог так и устроил, чтобы каждый берег свою землю, а чужую не отнимал.

- А ведь раз мужикам уже землю раздавали.

- Раздавали, и не один раз, а два раза; может, и еще будут раздавать, но понемножку и с соображением, чтобы каждому досталось, сколько ему положено, а не так, чтобы всякий хватал без толку, что кому понравится. Так установил господь бог по своей милости, чтобы всему на свете было свое время и во всем был порядок.