Болеслав Прус - Грехи детства

- Казик! - прошептал горбунок, - когда я уже буду... там... ты иногда приходи ко мне. Расскажешь, какие заданы уроки...

В соседней комнате гаркнул хриплый бас:

- Здравия желаем господину губернатору!.. Ура!.. Я губернатор!.. Ром-Ямайка!..

У Юзика начался озноб, он говорил все более бессвязно:

- Так ломит спину!.. Ты не сел на меня, Казик? Казик!.. Ох, не бейте меня, не бейте!..

- Ром!.. Ром-Ямайка! - гремело в другой комнате.

Снова что-то забулькало, потом бутылка с оглушительным звоном ударилась об пол.

Юзик потянул мою руку ко рту, прикусил пальцы зубами и - вдруг выпустил. Он уже не дышал.

- Сударь! - закричал я. - Сударь! Юзик умер!..

- Да что ты болтаешь? - буркнул голос в соседней комнате.

Я вскочил с кровати и встал в дверях, вглядываясь в темноту.

- Юзик умер!.. - повторил я, дрожа всем телом.

Человек рванулся с сундука и заорал:

- Убирайся отсюда, дурак!.. Я его отец, я лучше знаю, умер он или нет!.. Да здравствует господин губернатор!.. Ром-Ямайка!..

Я в ужасе убежал.

Всю ночь я не мог уснуть, меня била дрожь, мучили какие-то страшные видения. Утром меня осмотрел хозяин квартиры, сказал, что у меня жар и что я, наверное, заразился от задавленного горбуна, а затем велел мне поставить на поясницу двенадцать кровососных банок. После этого лечения наступил такой кризис, как назвал это хозяин, что я неделю пролежал в постели.

На похоронах Юзика я не был, но его провожал весь наш класс с учителями и ксендзом. Мне говорили, что гробик у него был черный, обитый бархатом и маленький, как футляр для скрипки.

Отец его страшно плакал, а на кладбище схватил гроб и хотел с ним бежать. Но Юзика все-таки похоронили, а его отца полицейские выпроводили с кладбища.

Когда я в первый раз пришел в школу, мне сказали, что кто-то ежедневно справляется обо мне. Действительно, в одиннадцать часов меня вызвали из класса.

Я вышел - за дверью стоял отец умершего Юзика. Лицо у него было бледно-фиолетовое, а нос сизый. Он был совершенно трезв, только голова у него тряслась и дрожали руки.

Взяв меня за подбородок, человек этот долго смотрел мне в глаза, а потом неожиданно спросил:

- Это ты вступился за Юзика, когда к нему приставали в классе?..

"С ума, что ли, сошел этот старик?" - подумал я и ничего не ответил.

Он обнял меня за шею и несколько раз поцеловал в голову, шепча:

- Благослови тебя бог!.. Благослови тебя бог!..

Отпустив мою голову, он снова спросил:

- Ты ведь был при его смерти?.. Скажи мне правду, очень он мучился?.. Но вдруг отшатнулся и быстро проговорил: - Или нет... ничего мне не рассказывай!.. О, никто не знает, как я несчастен!..

Из глаз его полились слезы. Он схватился обеими руками за голову, отвернулся от меня и побежал к лестнице с воплем:

- Бедный я!.. Бедный... бедный!..

Кричал он так громко, что в коридор высыпали учителя. Поглядев ему вслед, покачали головами и велели мне возвратиться в класс.

Под вечер какой-то рассыльный принес мне на квартиру довольно большой сундук и записку, в которой было лишь несколько слов: "От бедного Юзика на память".

В сундуке оказалось множество прекрасных книг, оставшихся после покойного Юзика, в том числе: "Книга о вселенной", "История" Цезаря Кантю, "Дон-Кихот", "Дрезденская галерея" и другие. Благодаря этим книгам я пристрастился к серьезному чтению.

Весна уже была в разгаре, когда я в первый раз отправился на могилу Юзика. Она была такая же маленькая и горбатая, как он. Я заметил, что кто-то обсадил ее зелеными ветками. В нескольких шагах от могилки в траве валялась груда бутылок с надписью: "Ром-Ямайка". Я просидел там с час, но не сказал Юзику, какие уроки нам задали, потому что и сам не знал, и он меня не спросил.

Через неделю я снова пришел на кладбище. Снова я увидел свежие ветки на могиле Юзика, а в траве - несколько целых и разбитых бутылок.

В начале мая по городу разнеслась странная весть. Однажды утром на могиле Юзика нашли мертвым его отца. Возле него лежала недопитая бутылка с надписью: "Ром-Ямайка".

Доктора говорили, что умер он от аневризма.

События эти странно подействовали на меня. С этого времени меня стало тяготить общество товарищей, надоедали их шумные игры. Тогда я углублялся в книги, доставшиеся мне от Юзика, или убегал за город, в овраги, заросшие кустарником, и, бродя по ним, размышлял бог весть о чем. Не раз я задавался вопросом, почему так нелепо погиб Юзик и почему отец его был так одинок, что искал прибежища на могиле сына? Я понял, что самое большое несчастье - это не иметь близких, и уже не удивлялся тому, что бедный горбунок искал себе друга.