Болеслав Прус - Кукла

Однако, когда спросили меня, куда бы я хотел пойти, я отвечал: "В магазин".

- Как знать, может быть, это всего лучше, - заметил Рачек. - А к какому купцу?

- К тому, на Подвалье, у которого на дверях сабля, а в окне казак.

- Знаю! - вмешалась тетка. - Он хочет к Минцелю.

- Можно попробовать, - сказал Доманский. - Минцеля мы все знаем.

Рачек в знак согласия сплюнул в самую печь.

- Боже милостивый, - охнула тетка, - этот верзила скоро, наверное, начнет плевать на меня; теперь, когда брата не стало... Сирота я горемычная!

- Важное дело, - отозвался Рачек. - Выходи, сударыня, замуж, вот и не будешь сиротой.

- А где ж я найду дурака, который бы на мне женился?

- Ну вот! Может, и я бы женился на вашей милости, а то некому мне бок растирать, - буркнул Рачек, с трудом нагибаясь к полу, чтобы выбить пепел из трубки.

Тетка залилась слезами; тогда вмешался Доманский.

- Чего тут церемонии разводить? У тебя, сударушка, нет родни, у него нет хозяйки; поженитесь и приютите Игнася - вот вам и сын будет. Да еще и дешевый сын, потому что Минцель даст ему и стол и квартиру, а вы - только одежду.

- А? - спросил Рачек, глядя на тетку.

- Сперва отдайте мальчишку в обучение, а там... может, и наберусь храбрости, - отвечала тетка. - У меня всегда было предчуствие, что я плохо кончу...

- Так айда к Минцелю! - сказал Рачек, вставая с табурета. - Только смотри, сударыня, не подведи! - прибавил он, погрозив тетке кулаком.

Рачек с Доманским ушли и часа через полтора вернулись, оба сильно раскрасневшиеся. Рачек едва переводил дух, а Доманский с трудом держался на ногах, видно потому, что лестница у нас была очень крутая.

- Ну что? - спросила тетка.

- Нового Наполеона посадили в пороховой склад!{27} - отвечал Доманский.

- Не в пороховой склад, а в крепость, - поправил Рачек. - В крепость Га-у... Га-у... - И он швырнул шапку на стол.

- А с мальчишкой-то как?

- Завтра он должен прийти к Минцелю с одеждой и бельем, - ответил Доманский. - В крепость, только не Га-у... Га-у... а в Гам-Гам или Хам... я даже не знаю...

- Рехнулись совсем, пьянчуги! - крикнула тетка, хватая Рачека за руку.

- Только не фамильярничать! - возмутился Ра-чек. - Фамильярничать будем после свадьбы, а сейчас... Пусть приходит завтра к Минцелю с бельем и одеждой... Несчастный Наполеон...

Тетка вытолкала за дверь Рачека, потом Доманского - и швырнула шапку им вслед.

- Вон отсюда, пьянчуги!

- Да здравствует Наполеон! - заорал Рачек, а Доманский запел:

Когда туда ты, путник, обратишься оком,

Ту надпись прочитай в раздумии глубоком...

Ту надпись прочитай в раздумии глубоком...

Голос его постепенно замирал, будто он сам погружался в колодец, потом замолк и вновь долетел до нас уже с улицы. Минуту спустя внизу раздались крики, шум, а когда я выглянул в окно, то увидел, что полицейский ведет Рачека в ратушу.

Вот какие события предшествовали моему приобщению к купеческому сословию.

Магазин Минцеля я знал уже давно, так как отец часто посылал меня туда за бумагой, а тетка за мылом. Я всегда бежал с радостным любопытством, чтобы полюбоваться на выставленные в окне игрушки. Насколько помню, там всегда красовался в окне большой казак, который прыгал и размахивал руками, а на дверях висели барабан, сабля и обтянутая кожей лошадка с настоящим хвостом.

Внутри магазин напоминал большой погреб, все закоулки которого я так никогда и не мог разглядеть по причине царившего там мрака. Знал только, что за перцем, кофе и лавровым листом надо было идти налево, к прилавку, за которым высились огромные шкафы с ящиками от пола до самого свода. Бумага же, чернила, стаканы и тарелки продавались у прилавка направо, где стояли шкафы со стеклянными дверцами, а за мылом и крахмалом приходилось отправляться в глубь магазина, где громоздились бочки и горы деревянных ящиков.

Даже своды были заполнены. На крюках висели длинными рядами пузыри, набитые горчицей и краской, огромная лампа с жестяным кружком, зимою горевшая по целым дням, сетка с бутылочными пробками и, наконец, небольшое чучело крокодила длиною примерно в полтора локтя.

Хозяин магазина Ян Минцель, старик с румяным лицом и пучком седых волос на подбородке, во всякое время дня сидел у окна в кожаном кресле, облаченный в голубой байковый кафтан, белый фартук и белый колпак. На столе перед ним лежала большая приходная книга, в которую он записывал выручку, а над самой его головой висела связка плеток, предназначенных на продажу. Старик получал деньги, давал покупателям сдачу, вносил записи в книгу, иногда дремал, но, несмотря на такое множество занятий, с непостижимой зоркостью следил за ходом торговли во всем магазине. Он успевал еще для увеселения прохожих время от времени дергать за шнурок прыгавшего в окне казака и, наконец, что мне нравилось всего меньше, за различные провинности стегать нас одной из висевших на стене плеток.