Болеслав Прус - Кукла

- Из тех... никому не известных, - отвечал он, - а менее всего, наверное, вам, сударыня.

- А что, отец твой в армии не служил?

- Отец нет, а дядя служил.

- А где он служил, не помнишь?.. И не Станиславом ли его звали?

- Да, Станиславом. Он был поручиком, а потом капитаном в седьмом линейном полку...

- В первой бригаде второй дивизии, - перебила председательша. - Видишь, дитя мое, вот уж ты мне и не совсем незнаком... Как он, жив ли?

- Нет, скончался пять лет назад.

У председательши задрожали руки. Она открыла маленький флакончик и понюхала его.

- Скончался, говоришь ты... Вечная ему память... Скончался... А не осталось ли по нем какой-нибудь вещицы?

- Золотой крест...

- Да, золотой крест... А больше ничего?

- Еще миниатюра, его портрет, писанный на слоновой кости в тысяча восемьсот двадцать восьмом году.

Председательша все чаще подносила к носу флакончик; руки ее тряслись все сильней.

- Миниатюра... - повторила она. - А ты знаешь ли, кто ее писал?.. И больше ничего не осталось после него?

- Была какая-то пачка бумаг и еще одна миниатюра...

- Что же с ними сталось? - допытывалась председательша с возрастающим волнением.

- Эти вещи дядя за несколько дней до смерти собственноручно опечатал и велел положить с ним в гроб.

- А... а... - простонала старушка и залилась горькими слезами.

В зале засуетились. Подбежала встревоженная панна Изабелла, за нею графиня, они взяли председательшу под руки и бережно увели в дальние комнаты. Все взгляды тотчас обратились к Вокульскому, гости стали перешептываться.

Заметив, что все смотрят на него и, по-видимому, о нем говорят, Вокульский смутился. Однако, чтобы показать присутствующим, что эта своеобразная популярность нимало его не трогает, он выпил один за другим бокал венгерского и бокал красного вина, которые стояли на столе, и лишь потом спохватился, что один из них принадлежал генералу, а другой епископу.

"Ну, и хорош же я, - подумал он. - Они еще скажут, пожалуй, что я нарочно обидел старушку, чтобы выпить вино ее соседей..."

Он поднялся, собираясь уходить, и его бросило в жар при мысли, что придется пройти через две гостиные, сквозь строй взглядов и под аккомпанемент перешептываний. Вдруг перед ним очутился князь.

- Видно, вы беседовали с председательшей о днях, давно минувших, раз дело дошло до слез, - начал он. - Я угадал, правда? Но вернемся к нашему разговору: не думаете ли вы, что хорошо было бы у нас основать польскую фабрику дешевых тканей?

- Вряд ли это удастся, - покачал головой Вокульский. - Могут ли помышлять о больших фабриках люди, которые не решаются даже на мелкие усовершенствования в уже существующих предприятиях?

- А именно?

- Я говорю о мельницах, - продолжал Вокульский. - Через несколько лет нам придется ввозить и муку, потому что наши мукомолы не хотят заменить жернова валами.

- Первый раз слышу! Сядемте здесь, - говорил князь, увлекая его в глубокую нишу, - и расскажите мне, что это значит.

Тем временем в гостиных оживленно переговаривались.

- Какая-то загадочная фигура этот господин, - говорила по-французски дама в бриллиантах даме со страусовым пером. - Я впервые видела председательшу в слезах.

- Разумеется, любовная история, - отвечала дама с пером. - Во всяком случае, кто-то сыграл с графиней и с председательшей весьма злую шутку, введя сюда этого субъекта.

- Вы допускаете, что...

- Я в этом уверена, - возразила дама, пожимая плечами. - Вы только присмотритесь к нему. Воспитан, правда, прегадко, но каков собой, какая осанка! Нет, благородную кровь не скроешь даже под лохмотьями...

- Поразительно, - говорила дама в бриллиантах. - Да и состояние его, якобы нажитое в Болгарии...

- Разумеется. Этим отчасти можно объяснить, почему председательша, при ее богатстве, так мало тратит на себя.

- И князь очень к нему благоволит...

- Помилуйте, не слабо ли это сказано? Вы только посмотрите на них обоих...

- Мне кажется, сходства никакого...

- Разумеется. Но... эта гордость, уверенность в себе... Как непринужденно они беседуют...

За другим столиком на ту же тему рассуждали три господина.

- Ну, графиня совершила государственный переворот, - говорил брюнет с хохолком.

- И, надо сказать, удачно. Этот Вокульский неотесан, но в нем что-то есть, - ответил седой господин.

- Все-таки купец...

- Чем, собственно, купец хуже банкира?

- Галантерейный купец, торгует кошельками, - упорствовал брюнет.

- А нам случается торговать гербами... - вставил третий - худенький старичок с белыми бакенбардами.