Болеслав Прус - Кукла

Вокульский пришел в себя и оглянулся. Прекрасной дамы с девочкой уже не было.

"Как жалко!.." - И он почувствовал, как сердце его легонько сжалось.

Зато возле распятия все еще стояла на коленях молодая девушка в бархатной жакетке и яркой шляпке. Когда она обратила глаза к освещенному гробу, на ее нарумяненных щеках тоже что-то блеснуло. Она еще раз приложилась к стопам Иисуса, тяжело поднялась и пошла к выходу.

"Блаженны плачущие..." Пусть же хоть для тебя сбудутся обеты Христа", подумал Вокульский и последовал за нею.

Выйдя на паперть, он увидел, что девушка раздает милостыню нищим. И жестокая горечь овладела им при мысли, что из этих двух женщин, из которых одна хочет продать себя за крупное состояние, а другая уже продалась за кусок хлеба, - что из этих двух женщин, предстань они перед высшим судом, та, вторая, покрытая позором, быть может, окажется лучше и чище первой.

На улице он догнал девушку и спросил:

- Куда ты идешь?

На лице ее еще не высохли слезы. Она подняла на Вокульского глаза и вяло ответила:

- Могу пойти с вами.

- Да?.. Ну, так идем.

Было около пяти часов, еще не начинало смеркаться; несколько прохожих оглянулось на них.

"Нужно быть совершеннейшим болваном, чтобы делать что-либо подобное, подумал Вокульский, направляясь к магазину. - Скандала я не боюсь, но, черт побери, что за планы лезут мне в голову? Апостольством вздумал заниматься... Верх идиотства! Впрочем, все равно: я только исполнитель чужой воли".

Он вошел в ворота рядом с магазином и свернул к Жецкому; девушка шла за ним. Пан Игнаций был дома; увидев странную пару, он в недоумении развел руками.

- Ты не можешь уйти на несколько минут? - спросил его Вокульский.

Пан Игнаций ничего не ответил. Он взял ключ от черного хода в магазин и вышел из комнаты.

- Вас двое? - тихо спросила девушка, вынимая шпильки из шляпы.

- Погоди, - прервал ее Вокульский. - Ты, кажется, только что была в костеле. Не так ли?

- Вы меня видели?

- Ты молилась и плакала. Нельзя ли узнать, чем были вызваны твои слезы?

Девушка удивилась и, пожав плечами, возразила:

- Вы что же, ксендз, что спрашиваете про это? - Затем, внимательно посмотрев на Вокульского, процедила: - Эх! Только людей с толку сбиваете... Тоже умник нашелся!

И собралась уходить, но Вокульский удержал ее.

- Погоди. Есть человек, который хотел бы тебе помочь. Ты не спеши и отвечай откровенно.

Она снова внимательно поглядела на него. Вдруг в глазах ее блеснула усмешка, щеки раскраснелись.

- Знаю, знаю, - вскричала она, - наверное, вы от того старого барина!.. Он уж сколько раз сулил взять меня к себе... А богатый он? Ну, еще бы... В карете разъезжает и в театре сидит в первом ряду.

- Послушайся меня, - прервал он, - и расскажи: почему ты плакала в костеле?

- А потому, видите ли... - начала девушка и рассказала такую грязную историю о каких-то дрязгах с хозяйкой, что, слушая ее, Вокульский побледнел.

- Вот зверь! - вырвалось у него.

- Я пошла к гробу господню, - продолжала девушка, - думала, легче станет на душе. Да где там! Как вспомнила про старуху, так даже слезы потекли со злости. Стала я бога молить, чтоб старуху болячка задавила либо чтобы мне вырваться от нее. И, видать, услыхал меня бог, коли барин этот хочет меня взять к себе.

Вокульский сидел, не двигаясь. Наконец спросил:

- Сколько тебе лет?

- Всем говорю шестнадцать, а на самом деле девятнадцать.

- Хочешь уйти оттуда?

- Ох, да хоть к черту на рога! Уж так они меня допекли... Да только...

- Что?

- А то, что ничего из этого не выйдет... Сегодня я уйду, а после праздника она все равно меня разыщет и так со мной разделается, что опять я неделю проваляюсь, как тогда, на святках.

- Не разыщет.

- Как же! За мною ведь долг...

- Большой?

- Ого!.. Рублей пятьдесят. И не знаю даже, с чего он взялся, уж, кажется, за все плачу втридорога, а долг растет... У нас всегда так... Да тут еще как прослышат, что барин-то при деньгах, так, чего доброго, скажут, что я их обворовала, и насчитают, сколько им вздумается.

Вокульский чувствовал, что мужество покидает его.

- Скажи мне: ты хочешь работать?

- А что меня заставят делать?

- Научишься шить.

- Ни к чему это! Была я в швейной мастерской. Да ведь на восемь рублей в месяц не проживешь. Да и столько-то я еще стою, чтобы не шить на других.

Вокульский поднял голову.

- Ты не хочешь уйти оттуда?

- Ой, хочу!

- Так решайся немедленно. Либо возьмешься за работу, потому что даром никто хлеба не ест...

- Вот и неправда, - прервала она. - Тот старик небось ничего не делает, а денежки у него есть. Он мне сколько раз говорил, что я заботы знать не буду...