Говорила она тихим, вкрадчивым голосом, но торговалась, как целая сотня скряг. Одно было слишком дорого, другое слишком дешево; тут плюш вылинял, там кожа, того и гляди, облезет, а здесь в углах проступает ржавчина. Лисецкий, рассердившись, отошел от нее, Клейн отдыхал, и только Мрачевский разговаривал с нею, как со знакомой.
В эту минуту двери магазина распахнулись, и на пороге появился еще более оригинальный субъект. Лисецкий потом говорил, что он похож на чахоточного, у которого уже в гробу отросли усы и бакенбарды. Вокульский заметил, что у субъекта нелепо приоткрытый рот, а за темными стеклами пенсне большие глаза, изобличавшие крайнюю степень рассеянности.
Покупатель вошел, продолжая разговор с кем-то оставшимся на улице, затем вдруг выбежал, чтобы попрощаться со своим спутником. Потом снова вошел и снова выбежал, задрав голову кверху, словно для того, чтобы прочесть вывеску; наконец вошел окончательно, однако двери за собою не закрыл. Вдруг он взглянул на даму - и темное пенсне слетело у него с носа.
- Ба... ба... ба... - воскликнул он.
Но дама резко отвернулась от него к несессерам и упала на стул.
К вновь прибывшему подбежал Мрачевский и, двусмысленно осклабясь, спросил:
- Что вам угодно, барон?
- Запонки, понимаете, обыкновенные запонки, золотые или стальные... Только, пожалуйста, чтобы они были в форме жокейской шапочки, ну и... непременно с хлыстом.
Мрачевский раскрыл ящик с запонками.
- Воды... - простонала дама умирающим голосом. Жецкий налил воды из графина и подал ей с сочувственным видом.
- Вам дурно, сударыня... Не позвать ли врача?..
- Мне уже лучше, - отвечала она. Барон разглядывал запонки, вызывающе повернувшись к даме спиной.
- А может быть... вам не кажется, что запонки в форме подковок лучше? спросил он Мрачевского.
- Думаю, что вам, господин барон, пригодятся и те и другие. Спортсмены носят только эмблемы спорта, но любят разнообразие.
- Скажите, - вдруг обратилась дама к Клейну, - зачем подковы людям, у которых нет средств, чтобы держать лошадей?
- Так, пожалуйста, - продолжал барон, - подберите мне еще несколько безделушек в форме подковы...
- Может быть, пепельницу? - подсказал Мрачевский.
- Хорошо, пепельницу.
- Может быть, изящную чернильницу с седлом и жокейкой?
- Пожалуйста, изящную чернильницу с седлом и жокейкой.
- Скажите, - повышая голос, говорила дама, продолжая обращаться к Клейну, - как вам не стыдно выписывать такие дорогие безделушки, когда страна разорена? Как не стыдно покупать скаковых лошадей...
- Милейший, - не менее громко воскликнул барон, обращаясь к Мрачевскому, - заверните все это - запонки, пепельницу и чернильницу - и отошлите ко мне на дом. У вас прекрасный выбор товаров. Благодарствую... Adieu!
И он выбежал из магазина, однако еще раза два возвращался, рассматривая вывеску над дверьми.
После ухода оригинального барона в магазине воцарилось молчание. Жецкий поглядывал на дверь, Клейн на Жецкого, а Лисецкий на Мрачевского, который, стоя за спиной дамы, строил весьма двусмысленные гримасы.
Дама медленно встала со стула и подошла к конторке, за которой сидел Вокульский.
- Могу ли я узнать, - спросила она дрожащим голосом, - сколько вам должен господин, который только что вышел?
- Милостивая государыня, счеты между этим господином и мною, если бы они и существовали, не касались бы никого, кроме нас двоих, - отвечал Вокульский с поклоном.
- Сударь, - продолжала с раздражением дама, - я Кшешовская, а этот господин - мой муж. Его долги интересуют меня, поскольку он завладел моим состоянием, из-за чего я возбудила против него судебное дело...
- Прошу прощения, - прервал ее Вокульский, - но отношения между супругами меня не касаются.
- Ах, вот как... Ну конечно, купцам это выгоднее. Adieu!
И она вышла, хлопнув дверьми.
Через несколько минут после ее ухода в магазин вбежал барон. Он раза два выглянул на улицу, потом приблизился к Вокульскому:
- Прошу покорнейше извинить, - сказал он, стараясь удержать пенсне на носу, - однако в качестве постоянного вашего клиента я позволяю себе спросить совершенно доверительно: что сказала дама, которая только что вышла? Извините, пожалуйста, мою смелость, но совершенно доверительно...
- Она не сказала ничего, что надлежало бы повторять, - ответил Вокульский.
- Видите ли, эта дама - увы! - моя жена... Вы знаете, кто я... Барон Кшешовский... Весьма почтенная женщина, весьма просвещенная, но после смерти нашей дочки нервы ее несколько расстроились, и по временам... Вы понимаете... Так ничего?..
Читать дальше