На крыльце панна Изабелла шепнула на ухо Вонсовской:
- Пора бы тебе, Казя, сжалиться над этим бедняжкой...
- О ком ты?
- О твоем тезке.
- Ах, о Старском... Посмотрим.
Панна Изабелла подала руку Вокульскому.
- До свидания, - сказала она значительно.
Экипаж тронулся. Все собрались на крыльце и глядели ему вслед; вначале он ехал прямо, потом обогнул пруд и скрылся за холмом, потом снова показался вдали и, наконец, исчез совсем, оставив на дороге только облако желтой пыли.
- Прекрасная погода, - сказал Вокульский.
- Да, очень хорошая, - подтвердил Старский.
Вонсовская из-под опущенных ресниц следила за Вокульским.
Понемногу все разошлись. Вокульский остался один. Он пошел в свою комнату, но она показалась ему пустой и неуютной; хотел было погулять по парку, но и оттуда что-то гнало его... Ему стало казаться, будто панна Изабелла еще здесь, и он никак не мог освоиться с мыслью, что она уехала и находится уже в нескольких верстах от Заславека, с каждой секундой удаляясь от него все дальше.
- И все-таки она уехала! - шепнул он. - Уехала... ну и что же?
Он пошел к пруду и загляделся на белую лодку, вокруг которой ослепительно сверкала вода. Вдруг один из лебедей, плывших у другого берега, заметил Вокульского и, распустив крылья, с шумом подлетел к челну.
Только в это мгновение Вокульского охватила настоящая тоска, беспредельная, бездонная тоска, какая бывает, когда прощаешься с жизнью...
Поглощенный своими горькими мыслями, Вокульский не слишком следил за тем, что делалось вокруг него. Все же к вечеру он заметил, что заславская компания вернулась из парка в кислом настроении. Панна Фелиция заперлась с панной Эвелиной в ее комнате, барон нервничал, а Старский насмешничал и дерзил. После обеда председательша позвала к себе Вокульского. По-видимому, она тоже была раздражена, но старалась держать себя в руках.
- Подумал ли ты, пан Станислав, о сахарном заводе? - спросила она, нюхая свой флакончик, что служило у нее признаком волнения. - Пожалуйста, подумай и потолкуем об этом, а то мне уже опротивели все эти интрижки...
- Вы расстроены чем-то? - спросил Вокульский.
Она махнула рукой.
- Какое там расстроена... просто надоело: поскорее бы уж поженились барон с Эвелиной либо совсем порвали бы... Не то пусть уезжают - или они, или Старский... Одно из двух...
Опустив голову, Вокульский молчал. По-видимому, ухаживание Старского за невестой барона приняло слишком уж явный характер. Но ему-то какое дело до этого?
- Дурочки эти барышни, - снова заговорила председательша. - Им кажется: стоит только подцепить богатого мужа да в придачу красивого любовника - и больше ничего в жизни не нужно... Дурочки!.. Не знают они, что скоро надоест и старый муж и пустой любовник, а рано ли, поздно ли каждой захочется встретить настоящего человека. А встретит она его, настоящего, так на свою беду. Что она ему даст? Свои проданные прелести или сердце, замаранное таким вот Старским? И подумать только, что почти каждая из них проходит такую школу, прежде чем научится разбираться в людях. Попадись ей до этого хоть самый благородный человек - она его не оценит. Предпочтет старого богача или наглого развратника, испортит себе жизнь из-за них, а потом захочет начать новую жизнь... Но - увы! - поздно...
А больше всего поражает меня то обстоятельство, - продолжала старушка, - что у мужчин не хватает ума раскусить этих кукол. Ни для одной женщины, возьми хоть Вонсовскую, хоть мою горничную, не секрет, что в Эвелине еще не проснулись ни разум, ни сердце, все в ней еще спит глубоким сном... А бедняга барон видит в ней божество и воображает, что она его любит!
- Почему же вы, сударыня, не предостережете его? - спросил Вокульский сдавленным голосом.
- Полно! Все равно не поможет... Сколько раз я уже намекала ему, что Эвелина пока лишь испорченный ребенок, кукла. Со временем, может быть, из нее что-нибудь и получится, но сейчас... именно такой вот Старский по ней. Так что ж? - прибавила она, помолчав. - Подумаешь насчет сахарного завода? Вели оседлать лошадь и поезжай в поле да погляди, хочешь, - один, а то - еще лучше - с Вонсовской. Она женщина стоящая, поверь мне...
Вокульский ушел от председательши в смятении.
"Зачем она говорила о бароне и Эвелине? Не было ли это попросту предостережением мне? Старский, по-видимому, ухаживает не за одной панной Эвелиной. Что это было тогда в коляске? Ах, лучше пустить себе пулю в лоб..."
Однако он тут же опомнился и попытался рассуждать здраво:
Читать дальше