Болеслав Прус - Приключение Стася

Кузнец вздохнул.

- Эх, Малгося! - наконец заговорил он. - Жили бы мы с вами поближе, вы бы сейчас и приохотили меня и научили, как да что сделать!..

- Ох! Да я бы и сама все вам сделала, пока вы уходите в кузницу...

- А тут такая даль, - продолжал кузнец, беря девушку за палец, - что вы, верно, не захотите оставить старика?

Теперь уж промолчала Малгося.

- Страшное дело, до чего вы мне нравитесь, это я вам по справедливости говорю!.. Эхма!.. Теперь воротишься домой, так и места себе не найдешь... Да вам-то что до этого!.. Вам поди уже какой-нибудь управляющий приглянулся?..

- Да что вы, пан Юзеф, я-то знаю, чего вы стоите! - прикрикнула на него девушка, отворачиваясь. - И никаких управляющих у меня и в мыслях нет, а только...

Она снова умолкла, но теперь кузнец взял уже всю ее руку.

- А что, Малгося, - неожиданно спросил он, - пошли бы вы за меня?..

У нее дух захватило.

- Да я уж и не знаю!.. - ответила она.

В ту же минуту Шарак прижал ее к себе и поцеловал в полуоткрытые губы.

- Ну-у-у... Ну вас с такими шутками! - обиделась девушка, вырвалась из ею объятий и, убежав в хату, задвинула дверь засовом.

В эту ночь они оба не спали.

На другой день завинтили последние винты и открыли шлюзы. Поток воды с шумом хлынул на высохшие со скуки колеса, они поколебались и завертелись. Мельница отлично работала!..

Ставинский прикусил губу, чтобы не выдать своих чувств, но у него руки дрожали от радости. Он все осмотрел, отругал батраков, наконец пригласил кузнеца в хату для расчета и поставил бутылку меду.

Пока он выкладывал на стол новенькие бумажки, Шарак почесывал затылок и мрачно усмехался. Мельник, заметив это, спросил:

- Что, сынок, никак ты же и в обиде, что вытряхнул у меня из кармана двадцать три рубля?

- За такую починку мне бы надо с вас дочку потребовать, - шепнул Юзеф.

- Что?.. - вскинулся старик. - Так, может, девка тебе дороже денег?

- Дорого мне и то и это.

Ставинский пристально поглядел ему в глаза.

- Только сейчас я за ней денег не дам, это уж после моей смерти, сказал он.

- Мне-то дольше, чем вам, жить на свете! - ответил Шарак и поцеловал ему руку. - Без приданого вы девку не отдадите, а мне одному до того скучно, особенно как придет зима, что...

За открытым окном мелькнула голова Малгоси.

- А ну-ка поди сюда! - позвал ее отец.

- Не пойду я... - отнекивалась девушка, закрывая руками глаза. - Вы уж сами, отец, решайте!..

Ставинский покачал головой.

- Ай да кузнец!.. - сказал он. - Ну, вижу, не терял ты тут времени даром. Что ж, коли на то воля божья, отдам я тебе девку за то, что ты мастер хороший и знаю, что живешь в достатке... Но смотри не обижай мое дитя, а то этою я тебе не прощу...

Несколько недель спустя сыграли свадьбу Малгоси с кузнецом, причем изрядно поели, выпили и поплясали. По этому случаю помирились двое издавна враждовавших соседей, а перессорились четверо. Один из батраков Ставинского, слегка подвыпив, поклялся, что утопится с горя, и утешился лишь тем, что выпил еще основательней. А какой-то хозяин, давно уже давший зарок не пить водки, невзначай упал в пруд, за что и получил от своей супруги энергичное внушение. В день свадьбы кривоногий столяр, добивавшийся руки Малгоси, так же как и непрестанно ухмыляющийся владелец ветряка, наперебой рассказывали знакомым и незнакомым, что девушка-де с изъяном, а отец ее отдает деньги в рост и ворует из мешков зерно у людей, чем и отпугнул всех от своей мельницы. Покуда оба отвергнутых жениха уверяли, что никогда бы не женились на Мельниковой дочке, новобрачные уехали к себе в кузницу...

Тут Малгося свято выполнила данное кузнецу обещание: побелила хату, увила ее плющом, убрала внутри картинками и всевозможной утварью, а также развела прекрасный огород на горке, спускавшейся к лугу. Под ее присмотром увеличился достаток кузнеца, хата стала выглядеть, как шляхетская усадебка, а сам Шарак обзавелся новым кожаным фартуком таких гигантских размеров, что из него можно было выкроить двух порядочных варшавян, да еще кое-что осталось бы на варшавянку...

* * *

За этими делами в доме молодых незаметно прошел год. Весной прилетели аисты, поселились в старом гнезде на крыше гумна да как принялись курлыкать, так в конце концов и накурлыкали маленького Стася.

В этот день Шарак запер свою кузницу, а дед Ставинский без седла прискакал за милю с гаком и от переполнявших его чувств расплакался, увидев толстого, розового внука, у которою на ручках и на ножках было столько же ямочек, сколько косточек, что не мешало ему орать так, словно с него кожу сдирали.