Евгений Лучковский - Опасная обочина

— Прочтите, пожалуйста. Это радиограмма в редакцию. Адрес указан. Если нет возражений против текста, то завизируйте. Хорошо бы отправить немедленно.

Стародубцев с нарочито преувеличенной осторожностью принимает листок и встревоженно спрашивает:

— Государственных тайн нет?

— Уж какие там тайны, — снова вздыхает Смирницкий.

Стародубцев сует листок под яркое пятно настольной лампы, поправляет тяжелую оправу своих очков и читает вслух, сопровождая текст своими комментариями:

— «Москва… индекс… главному редактору… прошу предоставить мне отпуск без содержания…» Ага, значит, за свой счет. На юг, что ли? Так еще не сезон… Ну да ладно, не мое дело. Против такой радиограммы возражений не имею. Что еще?

Смирницкий протягивает вторую половинку листа:

— Это вам.

Стародубцев читает и это:

— «Начальнику сто тридцать первой механизированной колонны товарищу Стародубцеву Вэ Вэ.». Верно, это мне. «Прошу принять меня во вверенное вам предприятие… на должность водителя линейной автомашины… имею водительское удостоверение шофера первого класса». Подпись — Смирницкий.

Стародубцев опускает очки на кончик внушительного носа и с видимым интересом разглядывает поверх них сидящего перед ним молодого человека.

— Вы пропустили «на временную работу», — уточняет претендент на место водителя.

— Не пропустил. А на постоянную не желаешь?

— Не могу, — дипломатично отвечает Смирницкий. — Без прописки вы имеете счастье принять меня не более чем на два месяца.

— А юрисконсультом не пойдешь?

— Образования нет. Да и зарплата маленькая. На трассе-то что-нибудь заработаю.

— Права с собой?

— Пожалуйста.

Смирницкий достает заранее приготовленное удостоверение и протягивает начальнику колонны. Стародубцев внимательно разглядывает права, даже достает из-под целлофана талон предупреждений и смотрит его на просвет.

— Чистый, — удивленно хмыкает он.

Стародубцев задумывается, вертит в руках удостоверение и вроде бы не знает, как поступить.

— Может быть, вы сомневаетесь, Виктор Васильевич? — спрашивает Смирницкий. — Примите тогда с испытательным сроком. Ну, скажем, на три дня.

Начальник колонны встает, грузно выбирается из-за стола и начинает вышагивать по видавшему виды зеленому паласу, так что лежащий под ним дощатый настил начинает жалобно поскрипывать. Наконец он останавливается перед шофером первого класса и, заложив руки за спину, откровенно и внимательно его разглядывает.

Смирницкий отвечает начальнику таким же спокойным взглядом. Так они глядят друг на друга довольно продолжительное время.

«Ну и долго ты тянуть будешь?» — думает про себя Виктор Смирницкий.

«Ишь ты, в качестве водителя», — усмехается в глубине души Стародубцев.

Затем Виктор Васильевич первым прекращает молчаливую дуэль, круто повернувшись, идет к своему столу и размашисто поперек всего заявления Смирницкого пишет два коротких, но решающих слова: «В приказ». Ставит свою подпись и жирно, подчеркивает написанное.

— Тяжелые машины приходилось водить? — спрашивает начальник…

Смирницкий вызывающе поднимает голову:

— Приходилось. В армии.

— Тем не менее придется пройти стажировку. День или два. К кому из водителей хочешь пойти стажером?

— К Баранчуку, — не задумываясь отвечает Смирницкий.

На следующий день, обутый в валенки и одетый во все ватное и стеганое, с опозданием на час, но не по своей вине, а из-за получения спецодежды, он стоит на трассе у поворота к карьеру и ждет машину Баранчука.

В сиреневой пелене северного рассвета мимо него проносятся машины, мелькают номера, но все не те.

Ага, вот и 00–13. Тяжелый самосвал с ревом останавливается у поворота. Гостеприимно распахивается дверца, и на уровне лба Смирницкого возникают два черных зрачка длинноствольного ружья. И это так неожиданно, что стажер-водитель первого класса вздрагивает, но сразу же берет себя в руки, поскольку он человек современный и отлично понимает, что никто на него покушения не устраивает — тут вам, извините, не Америка, не Соединенные Штаты…

«Да и действие, как видно, не последнее, — усмехаясь про себя, думает Смирницкий. — По крайней мере, в этой пьесе».

Он забирается в кабину и действительно видит, что сдвоенная пушка просто лежит на сиденье, предназначенном для него, Смирницкий поднимает ружье и, сев поудобнее, ставит его между колен. Насмешливо и вопросительно он смотрит на Баранчука. Тот пожимает плечами.