Владимир Марков - Кенозёры

После пьяных загулов и тяжкого сна
Я стою пред иконою Девы Марии.
Я молюся и плачу. Утирает Она
Мои горькие слёзы шальные…

Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех, Тебя любящих.
Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех идущих и летящих.
Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех просящих и молящих.
Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех болящих и уставших.
Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех увядших и упавших.
Господи, помилуй. Господи, помилуй
Всех всегда молчавших.
Господи, помилуй, Господи, помилуй
Всех людей на свете.
Господи, помилуй. Господи, помилуй.
Все мы — Божьи дети…

Сижу у печки в маленькой избушке,
Тяну чаёк из дедушкиной кружки.
А за окошком дождь стоит стеною,
И озеро взлохмачено прибоем.
Где вы, мои сердечные подруги
Из милой обезлюдевшей округи?
Где вы, мои приятели хмельные?
Где годы золотые, удалые?
Уходит лето, приближая осень.
У жизни мы уж ничего не просим.
Желаний мало и надежд — крупицы.
Осталось только Боженьке молиться.

Сижу у печки. За окном светает.
Дурные мысли, как снежинки, тают.
Огонь в печи искрится и клокочет.
И затихает смута длинной ночи.
И наступает день благословенный.
И озеро живой водою, пенной
Обмоет берег — камни и ракушки…
И я помчусь опять к своей подружке.

Мы с нею вспомним, как мы жили-были,
Кого и как неистово любили,
Какие песни мы когда-то пели
И целовались у заветной ели…
Поговорим о детях и о внуках,
О болях наших, о душевных муках,
Помянем тех, кого уж с нами нету,
Порадуемся ласковому лету…

Живут на Кене кенари,
На Поче — почемучки,
В Глухом, конечно, глухари,
А в Щучьем, ясно, — щучки.

Дедуля внуку объяснял
Словесные законы.
И внук задумчиво сказал:
— Конёво тут! Где кони?

Не клубятся дымки над деревней моей,
Где крапива растёт нам по пояс.
И тоскует по ржанью трудяг лошадей
Овсеца здесь проросшийся колос.

Тишина над деревней, лишь дождь и грома,
Да колючие зимние вьюги
Навещают безлюдные эти дома
В позабытой Всевышним округе.

Уповаем на Бога, бежав от родни
В города от крестьянского быта,
Мы на старости лет остаёмся одни
Колосками овса или жита.

И рыдает гармонь на крутом берегу,
Земляки собрались снова вместе.
Чей-то внук оплошал и упал на бегу,
Заглядевшись на крошку-невесту.

Значит, нечего ныть. Всё идёт чередой.
Жизнь мудрее всех нас вместе взятых.
Возвратится в деревню народ молодой,
Ведь случится такое когда-то?!

Сельчане построили мост через речку,
Поставили с ружьями два человечка,
Чтоб мост охраняли и ночью, и днём.
Террору и вору — надёжный заслон.
А солнце над речкой вставало не рано —
Решили сельчане усилить охрану.
Начальника выбрали, дали оклад.
И двинулось дело святое на лад.

Начальнику надо иметь секретаршу,
Так лет двадцати, не моложе, не старше.
Начальнику важен и пресс-секретарь:
Ненужный работник, а всё же — звонарь.
Бухгалтер, тот сам по себе появился,
Начальник с контролем домашним смирился.
Воздвигнул контору — дворец над рекой.
И жил-поживал, как паук под стрехой.

Однажды нагрянули в край ревизоры.
Начальник заплакал. Не вынес позора.
Его обвинили, что он казнокрад
И должен уменьшить раздутый свой штат.
Не думая долго, начальник воспрянул,
И тут же вердикт удивительный грянул:
— Уволить охранников я прикажу!

Я этим ленивцам ещё покажу!
Контора работает. Мост — развалюхи,
И бойко над речкой беснуются мухи.
И люди живут, веря в сладкий мираж,
До боли знакомый — российский пейзаж.
Уволена с моста навеки охрана,
Контора работает, как нам ни странно.
О, сколько на свете подобных контор.
Никто их не видит, не видит в упор!

По дороге лесной, по осеннему хладу и мраку
Шли в больницу районную две одиночки рожать.
Провожала их лаем из сонной деревни собака,
Да над ними кричал заблудившийся в небе журавль.

У одной, у Марго, муж погиб в катастрофе дорожной,
А вторая — гулёна, жила с кем попало, блудя.
Но свела их судьба на дороге пустынной, таёжной.
И оказия эта на грани уже забытья.