Владимир Марков - Кенозёры

Что ж ты, чайка, раскричалась,
Над рекою закружась?
Твой чаёнок — вон, качаясь,
На бревне сидит, как князь.
И под песню быстрых лодок,
Будто в люльке, на бревне,
Твой доверчивый ребёнок
Отражается в волне.
Любопытство — выше страха,
Неуклюжий и смешной,
Черноглазый потеряха
Шею вытянул струной.
Крики птицы звонко, яро
В невиновных нас летят.
Что ж ты, чайка, растеряла
Дорогих своих чаят?

Шла собака, тычась мордой в ноги
Всем прохожим на большой дороге
И хвостом опущенным виляя,
Мол, не бойтесь, я совсем не злая.

Шла собака. Люди сторонились,
По делам куда-то торопились.
А собаке горько и обидно,
Что хозяина нигде не видно.
Может, верного он бросил друга?
Может, помер? Вот какая штука.

Полнилось собачье сердце болью
И нечеловеческой любовью.

Коза щипала мирно травы,
Любила с козликом гулять.
Ж ила и не искала славы
Козлятам ласковая мать.

Но стаду вздумалось с чего-то
Козу назначить вожаком.
Иль не хотел никто работать,
Иль подшутили над быком.

Нам та причина неизвестна,
Но факт — коза руководит.
Быка поставила на место,
Козла на привязи томит.

С бараном снюхалась паршивым,
А в стаде склоки и скандал.
Животные все еле живы.
Колхозный план на нет упал.

С кого спросить за скотоводство?
Коза, в своём ли ты уме?
В делах таких, как руководство,
Не смыслишь ты ни бе ни ме!

Щурёнка увлекли науки.
Он учится в аспирантуре
И диссертацию «В стакане — буря»
Строчит под руководством Щуки.

С друзьями нынче Бобик стал непрост.
И говорить, и слушать не желает.
Зато исправно лает
И… занимает пост.

Когда ослица ковыряется в поэзии,
Усевшись за редакторским столом,
То спорить с нею — дело бесполезное,
Чтоб спорить с нею, надо быть ослом.

Всех зверей боится кролик,
Молчуном прослыл давно.
Львёнку быть в подобной роли
И позорно и смешно.

Любил похвастаться баран
Своей любовью к подчинённым,
Но был он истинно влюблённым
Лишь в государственный карман.

Паук плёл на соседа сети,
Сосед же плёл на паука.
Один другого вскоре встретил
В желудке страшного жука.

Лиса хитра — всяк это знает.
Она молчит, пока собака лает.
Но я слыхал такие чудеса:
С собакой вместе лает и лиса.

Я шёл по берегу реки,
По вырубкам, по мелколесью.
Качались мирно тростники.
И вдруг услышал чью-то песню.

За тёмный ивовым кустом,
На камне, в сумраке вечернем,
Русалка с призрачным хвостом
Поёт о чём-то очень древнем.

Я песнь её — печальный стон —
Спугнуть страшился ненароком.
Вот ночью так тяжёлый сон
Тебя пронзает, словно током.

Зари багряной меркнул свет,
По небу мчался реактивный,
И от него небесный след
Гудел протяжно и надрывно.

И звуку гулкому в ответ
Русалка песней захлебнулась.
Потом, как лебедь, встрепенулась,
И камень гол. Русалки нет.

А по воде пошли круги,
И сразу так уйти не мог я,
Качались грозно тростники.
Скорей похожие на копья…

Опять к тебе приду с бутылкой,
Как будто без неё не мог.
Ну дай, ну дай мне по затылку
И выпроводи за порог.
Ты не прогонишь. Молча, с толком
Разрежешь хлеб, подашь салат,
Но на бутылку глянешь волком…
Какой же всё-таки я — гад!

У забора втроём хорош о
Кое о чём потолковать,
Всех своих недругов в порошок
Растереть, и в кузькину мать…
А потом, возвратившись домой,
Потихоньку забраться в кровать,
И наутро больной головой —
С кем же пил я вчера — вспоминать.

Дрожит стеклянная витрина,
Скрипит железное крыльцо.
Опять с утра у магазина
Страдают люди за винцо.
Стоит галдёж над головами:
Базарный хохот, крики, стон
С увесистыми матюгами,
Гремящими со всех сторон.
И чья-то шляпа парашютом
Летит на скользкий тротуар.
И уж кого-то больно бьют там
По морде, прямо между фар.
А вот и с палками ребятки
Свой подогнали воронок,
Предотвратили беспорядки
И пьяных взяли под замок.
Хоть никогда я не был слабым,
Но тут в толпу, как в лужу, влип.
О очередь! В твои ухабы
Попался я как кур в ощип.