Йозеф Рот: Рассказы

- Можно ли увидеть морское дно в подзорную трубу?

- Нет, - отвечал матрос, - через подзорную трубу смотрят вдаль, а не вглубь.

- А можно, - продолжал интересоваться Ниссен Пиченик, - будучи матросом, опуститься на дно моря?

- Нет, - говорил молодой Комровер, - но если тонешь, то, пожалуй, и погрузишься на дно.

- И капитан не может?

- И капитан.

- Ты уже видел ныряльщиков?

- Редко, - следовал ответ.

- А морские звери и растения выплывают когда-нибудь на поверхность?

- Только рыбы и киты, которые, собственно, не рыбы вовсе.

- Опиши мне, как выглядит море, - продолжал Ниссен Пиченик.

- Оно полно воды, - молвил матрос Комровер.

- И такое большое, как большая земля, как, например, широкая равнина, где нет ни одного дома?

- Оно такое - и еще больше! - слышался ответ молодого матроса. - Оно такое, как вы говорите: широкая равнина, и то тут, то там встречается дом, правда, очень редко, и это вовсе не дом, а корабль.

- Где ты видел ныряльщиков?

- Ныряльщики есть у нас, на военном флоте, - рассказывал молодой человек, - но они ныряют не затем, чтобы выловить жемчуг, устриц или кораллы, а во время учений или, например, если утонуло какое-нибудь военное судно и из него нужно достать ценные инструменты или оружие.

- Сколько в мире морей?

- Не могу вам сказать, - ответил матрос Комровер, - мы как раз учили это на инструктаже, но я не запомнил. Мне известны только Балтийское, Северное, Черное и Тихий океан.

- Какое море самое глубокое?

- Не знаю.

- А где больше всего кораллов?

- Тоже не знаю.

- Гм-гм, - мычал торговец кораллами Пиченик, - жаль, что ты не знаешь этого.

На краю городка, там, где домики Прогрод становились все беднее, пока не исчезали совсем, и за ними начиналась широкая ухабистая улица, ведущая к вокзалу, там располагался трактир Подгорцева, о котором шла дурная слава и где околачивались крестьяне, поденные рабочие, солдаты, девицы легкого поведения и прочий сброд. И вот однажды многие увидели, как туда вошел торговец кораллами Пиченик с матросом Комровером. Им подали крепкую темно-красную медовуху и соленую фасоль.

- Пей, мальчик мой! Пей и ешь, мальчик мой! - по-отечески обратился Ниссен Пиченик к матросу. И тот прилежно пил и ел, ведь, несмотря на свою молодость, юноша уже кое-чему научился в портах, и после медовухи ему подали дешевое кислое вино, а после вина - девяностоградусный шнапс. Пока молодой человек пил медовуху, он был так молчалив, что торговец кораллами испугался, подумав, что больше никогда ничего не услышит от матроса о море и его знания исчерпаны. Но после вина младший Комровер завел разговор с трактирщиком Подгорцевым, а когда подошла очередь девяностоградусной, он, как заправский матрос, стал горланить песни.

- Ты из нашего любимого городка? - спросил хозяин.

- Разумеется, я из вашего городишка... моего, нашего родного городка, ответил матрос так, словно был не сыном зажиточного еврея Комровера, а настоящим деревенским парнем. Какие-то проходимцы подсели за стол к Ниссену Пиченику и матросу. Увидев публику, молодой человек преисполнился непривычным для него чувством собственного достоинства, того достоинства, которым, по его мнению, могли обладать только морские офицеры. И Комровер ободрил окружающих:

- Ну, ребята, спрашивайте, спрашивайте! Я в состоянии ответить на все. Глядите, вот этому дорогому дядюшке, вы наверняка его хорошо знаете, он лучший торговец кораллами во всей губернии, ему я уже многое нарассказывал!

Ниссен Пиченик кивнул. И, чувствуя себя неловко в столь странном для честного человека обществе, выпил еще меда, и еще. Постепенно все эти подозрительные физиономии, которые он раньше видел только через дверное окошко, стали приобретать черты порядочности, что делало их похожими на лицо Пиченика. Но оттого что осторожность и недоверие пустили в душе торговца глубокие корни, он вышел во двор и спрятал мешочек с серебром в шапку. И лишь несколько монет оставил валяться в кармане. Довольный своей выдумкой и успокаивающим ощущением тяжести на голове, которую вызывал лежащий под шапкой мешочек с деньгами, Ниссен вернулся к столу.

Правда, он признался себе, что, в сущности, сам не знал, зачем и почему сидел здесь, в трактире, с матросом и этими жуткими парнями. Всю жизнь он прожил ровно и незаметно, и его тайная любовь к кораллам и к их родине, океану, до прибытия матроса и, собственно, до этого часа никогда и ни перед кем себя не обнаруживала. Но тут случилось и еще одно, что напугало Ниссена Пиченика до глубины души. Он, который отнюдь не привык мыслить образами, в этот час испытал такое чувство, будто тайная тоска по воде и тому, что жило и происходило на ее поверхности и в глубине, вдруг всплыла на поверхность его собственной жизни, как иногда по неизвестным причинам всплывает со дна редкое и диковинное животное, обитающее на дне моря. Возможно, этот образ разбудили в Ниссене непривычная для него медовуха и оплодотворенная рассказами матроса фантазия. Конечно, торговец кораллами может сидеть в кабаке за одним столом с недостойными типами, но то, что в голову лезут подобные сумасбродные мысли, испугало и удивило его.