Элигий Ставский - Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

– В общем, это – хорошее дело, но у меня не будет времени. Я решил в этом году окончить среднюю школу.

Васька удивился.

– Как это? Год уже кончается, а ты решил.

– Ну и что? Экстерном.

Я не шутил. И я придумал это не сейчас. Всю эту ночь я не спал. Лежал, закрыв глаза, и пробовал увидеть себя со стороны. Картина вышла печальная. Я, конечно, не был гордым и независимым, и никто передо мной не расступался. Безусловно, меня нельзя было назвать мужчиной.

Васька хлопнул меня по плечу.

– Сашка, ты верно?

– Как это «верно»? Если сказал, значит – все.

Подошла тетя Клава и взяла посуду.

– Слушай, Сашка, это правильно! И хорошо, что экстерном. А то ведь на эти школы денег уходят горы.

– Ну, я не знаю насчет денег. Просто надо торопиться.

Васька улыбался точь-в-точь как на доске Почета.

– И мы даже можем освободить тебя от газеты. Как-нибудь обойдемся.

– Нет, пока в этом нет надобности.

Васька встал и порылся в карманах. Достал три рубля. Посмотрел на витрину.

– Совсем уже перестраховались. Пива даже не продают. Давай съедим еще по порции персиков. Хочешь?

Васька подошел к буфету и принес два стакана.

Тетя Клава заворчала:

– Что, я за вами целый день убирать буду?

Раздался звонок.

После работы я зашел в библиотеку. Взял учебники по алгебре, геометрии, тригонометрии.

На доске ключа от нашей комнаты не было. Кто-то уже пришел, – наверное, Лешка.

Я подымался медленно и заметил, что на цветах, которые стояли на подоконниках, была пыль. Я снова задумался: приглашать Иру или нет? Наверное, ей наши ребята покажутся слишком простыми.

Я вошел, и Лешка не поднял головы. Он играл сам с собой в шахматы. В центре стояла куча фигур. Я чувствовал, что виноват перед Лешкой, и понимал, что мне надо заговорить первому. Я снял пальто, бросил на тумбочку учебники и сказал:

– Играешь?

Лешка промолчал. Потом отозвался.

– Угу. И тебе письмо.

На столе лежал конверт. Письмо было от мамы. Я разорвал конверт. Письмо было на двух маленьких листочках.

«Сына, дорогой мой, – писала мама. – Что у тебя слышно? Как твои дела на работе? Я слушаю сводки по радио и знаю, что у вас зима теплая. Скоро уже весна. У нас уже пригревает солнышко, и от этого становится, отраднее. Дров у меня теперь хватит. Картошки тоже хватит. Останется даже на семена. Так что весной покупать не буду. В это воскресенье ходила на кладбище. Бабушкина могилка стала совсем маленькая. Хочу заказать небольшой памятник, но все как-то не получается. Надо застеклить веранду и сделать лесенку. Последний раз возвращалась вечером с собрания и упала. Она совсем уже сгнила. Мучает меня моя печка. Видно, когда складывали, допустили изъян. Печень моя тоже иногда дает себя знать. Когда мы молодые, мы совсем не думаем о здоровье, а потом бывает поздно. Обещают мне путевку в Трускавец. Но пока это – только обещание. Сына, не ленись, пиши мне чаще. Не болит ли у тебя горло? Мне очень не понравилось, что ты вырвал зуб. Вырвать просто, а потом без зубов будешь мучиться. Ну, не ругай меня за мои нравоучения. Мне очень хочется, чтобы ты был здоровый и рассудительный. Кланяйся своему другу Леше и Алексею Ивановичу.

Привет тебе от Миши, Люси, Борика и Стасика. Целую тебя. Мама ».

Я свернул письмо, положил в конверт. Представил себе два больших тополя перед нашим домиком. Занесенный снегом огород. Крышу, покрытую снегом. Представил маму. Мне очень захотелось обнять ее и сказать: «Мамочка». Я решил, что завтра пошлю телеграмму. Поздравлю ее с Женским днем. Я спрятал письмо в чемодан. Лешка задумчиво смотрел на доску. Я спросил:

– Ну, кто у нас выигрывает?

Лешка пожал плечами, двинул белую пешку и только после этого ответил:

– Пока еще неясно.

Мне не понравился его тон. Я сел за стол и разложил заметки. Их было много. Одна заметка была про Нюру. Я прочел. Выходило, что Нюре надо воздвигнуть памятник. Заметку написал сам Васька. Я подумал: «Что, если все-таки пригласить Иру? Может быть, ничего страшного и не будет?»

Лешка время от времени доставал платок и громко сморкался. У него был насморк. Фигур на доске стало меньше. Лешка раскачивался на стуле.

Я сложил заметки. Потом снова разложил их. Двух листов ватмана для этих заметок не хватило бы. Надо было три листа. Я хотел позвонить Ире, но не знал, что ей сказать.

Положение на доске совсем упростилось. Осталось по королю и по две пешки. Пешки были фланговые. Короли стояли в центре доски. Друг против друга. Я сказал: