Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

— Я имею удовольствие видеть?.. — церемонно поинтересовался Т.

— Точно, он самый. Ну?

— Мне нужна ваша помощь.

— Нетрудно догадаться. Кого будем пускать в расход?

— О боже! Вы меня пугаете. Неужели нельзя говорить обтекаемо?

— А зачем?

— Понимаю, понимаю. Ведь иначе…

— Иначе я не был бы тем, кто есть. Ну и кого же?

— Если вопрос стоит так…

— Так, так!

— Меня.

Уже упомянутые глаза наемного убийцы озарились на миг веселыми искорками, а может, терпеливым пониманием, словно перед ним была капризная женщина или ребенок. Но только на миг.

— Вас, вы сказали? То есть я должен пустить в расход вас самих?

— Вы не ослышались.

— А за что? — спросил наемный убийца равнодушным голосом, без тени удивления.

— Это мое дело.

— Точно, дело ваше.

— Я не хочу больше жить. Ясно?

— Яснее некуда, — признал наемный убийца. — А какие условия?

— Гм. Сколько вы берете за свои услуги?

— Пять миллионов.

— Недешево.

— Это моя обычная такса.

Т. быстренько подсчитал в уме свои сбережения и согласился:

— Ладно, пусть будет пять миллионов.

— А что от меня требуется, если поточнее?

— Как что? Убить меня.

— Да, но когда? Где? Каким способом?

— По вашему усмотрению.

— Э, нет, так я не работаю, не привык: тут пахнет подвохом. А почему вы сами себя не убьете?

— Потому что боюсь.

— Боитесь, значит. Выходит, я должен убить вас неожиданно — так сказать, в порядке сюрприза?

— Конечно.

— Чтоб вы даже не поняли, что умираете?

— Совершенно верно.

— Тогда, к сожалению…

— Что?

— Это будет стоить шесть миллионов.

— Как так?

— Видите, — объяснил убийца, напирая на профессиональную сторону, — это делает работу особенно опасной: а вдруг ради внезапности придется действовать в невыгодной обстановке?

Синьор Т. помолчал, мысленно восхищаясь его серьезностью, вновь прикинул свои финансовые возможности и наконец решился.

— Шесть так шесть. Сумму мы обговорили. Что еще?

— Учтите, я ставлю для себя срок — скажем, год. Надо, чтоб вы больше не думали про это, вроде бы как забыли. А то какой же тут сюрприз?

— Но мне не терпится умереть!

Убийца зловеще хихикнул.

— Придется запастись терпением. Хорошая работа требует времени. Вы ж ничего от ожидания не теряете: раз человек знает, что умрет, не все ли ему равно, как у него жизнь складывается?

— Это чересчур долго — жить еще целый год.

— Дело хозяйское. Шесть миллионов, год сроку.

— Я готов! — закричал Т. — Когда начнем?

— Вы хотите сказать, с какого времени отсчитывать год? Ну, сперва дайте мне получить с вас шесть миллионов. Само собой, наличными. Платить мелкими купюрами — по тысяче лир.

— Ишь, как все продумано!

— Такая у нас работа, — скромно улыбнулся убийца, обнажая лошадиные зубы. — Мы люди честные.

— Что ж, заглядывайте завтра утром, я приготовлю деньги. Постойте… а вдруг вы потом…

— Придется вам рискнуть, — на лету ухватил его мысль наемный убийца. — Или хотите, чтобы я рисковал, вернее, чтобы остался на бобах? Вряд ли вы сумеете расплатиться со мной после окончания работы: вас уже не будет в живых.

— Можно что-нибудь придумать…

— Я не такой дурак, уж извините.

— Ну тогда будь по-вашему, — сдался Т., представив, как это нелепо — хотеть, чтобы тебя убили, и бояться, не обманут ли.

— С другой стороны, разве вам недостаточно моего слова? — продолжал наемный убийца.

— Вполне достаточно. Да и выбора у меня нет.

— Значит, по рукам?

— По рукам.

— Вот и отлично. Стало быть, завтра утром здесь, в… банки работают с половины девятого… В девять?

— В девять.

Наемный убийца встал, потянулся, сказал, подводя итог:

— Положитесь на меня. А пока что спокойной ночи.

И выскользнул, будто кот в привычную лазейку.

Легко себе представить, во что превратилась жизнь Т. начиная со следующего утра (когда наемный убийца точно в назначенный час явился за своими миллионами). Да, Т. по-прежнему хотел умереть, не видя иного избавления от своих невзгод, но то, что каждая секунда могла стать последней… В общем, одно дело мечтать о смерти и убеждать себя в невозможности жить, другое — заранее примириться со смертью и спокойно ее дожидаться. Т., не лишне повторить, хотел умереть, но вместе с тем он не забывал забаррикадироваться на ночь, вздрагивал при малейшем подозрительном звуке, бледнел при виде собственной крови, порезавшись безопасной бритвой. Так или иначе, он ждал чего-то от жизни, только чего — неизвестно. А слепые надежды не всегда остаются втуне.