Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Письмо было написано в тот день, когда Пегги явилась домой в сопровождении нового жениха, по имени Билл. Мы объясняли Пегги, что должно быть в письме, Пегги передавала это Биллу, а Билл излагал наши просьбы на листе бумаги. Надо признать, делал он это с трудом и довольно неуверенно. Но мы были твердо убеждены, что Бесси все же поймет главное: наш отец, который в глубине души всегда любил ее, умирает с голоду, и мы, дети его, тоже умираем с голоду. И если у нее сохранилось хоть малейшее чувство долга, она тут же начнет регулярно, каждую неделю, присылать нам большой ящик сигарет и всякой снеди.

Письмо было отправлено авиапочтой, и с этой минуты мы, можно сказать, жили одной лишь надеждой на то, что оно уже достигло цели. Ждать, однако, пришлось очень долго; но однажды, когда голодная смерть уже глядела нам в глаза, прибыла посылка. Мы все трое кинулись ее открывать. Вначале из посылки выпало письмо, но мы отложили его в сторону. Во-первых, нам было не до чтения, а во-вторых, написано оно было по-английски, и мы при всем желании не смогли бы ничего понять. Сверху, обложенный стружками, лежал розовый целлофановый пакет, аккуратно перевязанный красно-синей, цвета американского флага, ленточкой. У нас возникло такое чувство, будто на помощь нам пришла не просто тетушка Бесси, а весь американский континент.

Увы, кроме пакета, в ящике ничего не оказалось: ни сигарет, ни шоколада, ни свиной тушенки. Один-единственный пакет с порошком странного цвета.

Я первым смочил палец слюной, погрузил его в порошок и затем поднес ко рту. Братья последовали моему примеру. Вкус у порошка был еще более странный, чем цвет. Мне лично показалось, что это гороховый концентрат. Томмазо предположил, что это соевый порошок, и, поскольку никто из нас сои в глаза не видел, его заявление следовало бы принять на веру. Однако Джованни, который был в курсе научных достижений, объявил, что речь идет о синтетическом питательном веществе. А это означает, что таинственный порошок не уступает по калорийности, скажем, говядине. Оригинальная гипотеза брата несколько смягчила наше разочарование.

И тут вошла Пегги. Как ни странно, она была без жениха и без консервов. Оказывается, она успела поссориться со своим американским дружком, и потому лицо ее выражало грусть. Не обращая на нас никакого внимания, она направилась к буфету. Постояв с минуту в задумчивости, сестрица машинально взяла в руки письмо, прибывшее из Америки вместе с посылкой…

— О! — воскликнула она. — Тетушка Бесси умерла.

Мы недоверчиво поглядели на нее.

— Да-да, умерла, — подтвердила Пегги. И стала читать, старательно переводя с английского:

Дорогие итальянские друзья! Пишет вам Алиса Смит. На ваше письмо отвечаю я, потому что моя дорогая подруга Бесси умерла. Она скончалась в прошлом году, очевидно, мысль о том, что мы, американцы, воюем с вами, преждевременно свела ее в могилу. Вы были великой любовью всей ее жизни. И вам она решила преподнести как последний дар не богатства и деньги, а себя самое. Она завещала, чтобы тело ее сожгли, а прах отправили вам, что я и делаю, посылая пакет с пеплом.

Искренне ваша

Томмазо, хоть он и был отменно подготовлен ко всем превратностям судьбы, смертельно побледнел и, пошатываясь, побрел к двери.

— Куда ты? — удивилась Пегги.

— На кладбище, — не останавливаясь, отвечал Томмазо.

Мы с Джованни мгновенно бросились за ним следом.

Перевод Е. Солоновича.

Господин Т., как, впрочем, любой из нас, никогда не видел наемных убийц вблизи. Да и этого малого, что находился сейчас перед ним (появившись с должной таинственностью и должными предосторожностями), оказалось непросто заполучить, и если бы не помощь кое-кого из влиятельных людей…

Даже смешно, до чего он был похож на человека своей профессии, на наемного убийцу, каким мы все его представляем: в новенькой шляпе, надвинутой на глаза, в начищенных до блеска сапожках со скрипом, из нагрудного кармана выглядывает платок, развалистая походка и так далее. Но от этого его наружность, первое впечатление, которое он производил, не были менее страшными, менее угрожающими: одни глаза чего стоили — с поволокой и в то же время пронзительные, да и умные, ничего не скажешь, жестоко-озорные.

Он приблизился, настороженно ступая, сел на подлокотник кресла и вопросительно вскинул подбородок: дескать, что там у вас, выкладывайте.