Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

— Может… я думаю, его вынули из холодильника, когда я пошла купить марки.

Иной раз можно потерять веру в человека. А это хуже, чем потерять бумажник, не правда ли? Но ничего, потом все образуется.

— Не могла сказать сразу, что выходила, — говорю, но, похоже, слова так и не вылетели изо рта.

Должно быть, у меня отказали голосовые связки.

Ну и слабительное, друзья!

Пытаюсь представить себе, как бы вышел завтра на поле Джимми Короста, выпив тот стакан слабительного, разбавленный виски. Пытаюсь, но не могу, даже приблизительно не могу.

Чувствую себя совершенно выпотрошенным. Выпей я сейчас стакан «бурбона», он у меня тут же через отвороты брюк выльется.

Без сил лежу, откинувшись на спинку сиденья.

Пять раз глубоко вздыхаю, тихонько шевелю левой рукой, потом правой.

Поворачиваюсь и смотрю на Огрезу.

Она не отрывает глаз от дороги и крепко держит руль.

Дозволенную скорость она, кажется, не превышает.

— Мне очень жать, — говорит она.

Такое ощущение, будто шарики совсем из мозга улетучились. Закрываю глаза и погружаюсь в забытье.

Когда я проснулся, то почувствовал, что слабость немного прошла, и даже смог без особого труда пошевелить рукой.

Открываю щиток и вынимаю бутылку «бурбона».

Четверть бутылки уцелела, и я опрокидываю ее в живот, а бутылку выкидываю в окошко.

Замечаю, что мы стоим у края дороги.

— Черт возьми!

Огреза по-прежнему сидит, облокотившись о руль и обхватив руками голову.

— Почему остановилась? — спрашиваю.

Она выпрямляется и смотрит на меня.

— Хотела дать вам отдохнуть, вы в этом нуждались, — отвечает.

— Лучше нам ехать дальше, — говорю.

Но нестись как на пожар не стоит. Куда нам теперь торопиться?

Она заводит мотор, и мы трогаемся в путь.

Уже занимается утро, небо светлеет, и звезды постепенно тают в голубизне.

Начинается новый день; чем он кончится — не знаю, но беды будут преследовать нас с рассвета и до заката.

А главное, не вижу выхода из этой проклятой истории.

Если голову Капустини проломила не она, то кто же?

У меня нет ни малейших улик, способных навести на верный след.

— Значит, ты пошла купить марки?

Она кивает.

— Разве я вам не говорила?

— Нет, — отвечаю, — не говорила. Ты вышла до того, как поставила холодильник в упаковку?

— Да.

— Сколько времени прошло с того момента, как ты заметила, что в холодильнике лежит Орала, и до твоего ухода?

— Не меньше сорока пяти минут.

Я аж присвистнул.

За это время вполне можно сдохнуть от удушья.

— Я была в отчаянии и не знала, что делать, — продолжала она, — вначале хотела сообщить брату, но не знала куда. Позвонила в его клуб, но там никто не знал, где он укрылся вместе с командой. В конце концов меня осенило. Я поискала и нашла в телефонной книге ваш адрес. Потом вышла купить марки.

Я не сказал ей, что, когда она открыла холодильник. Капустини еще был жив.

Не то она возьмет и разрыдается, дорогу перестанет различать и опрокинет мой «блимбуст» в канаву.

— Когда ты вышла, — говорю, — убийца без труда успел перенести Оралу в другое место. Он прятался у тебя в квартире.

Чувствую, что она начинает дрожать в такт вибрации корпуса, и велю ей перестать, иначе она мне машину развалит.

Уже поздно бояться.

Рассказываю ей, как я встретил Пушинку в «Виски рекой» и как ошибся стаканом.

Она засмеялась, и мне захотелось оторвать ей руку и выбросить в окно. Но я слишком ослаб, и потом, не знаю, что случится, если я резко повернусь.

На факторию мы прибыли часам к пяти.

Я попросил у брата Эрколе парочку пилюль на цементе и дюжину кислых лимонов.

Закупорив все выходы, я умял яичницу из двадцати пяти яиц и курицу, зажаренную в витаминах.

Полбутылки «бурбона» окончательно восстановили мои силы.

Огреза тоже изрядно подкрепилась. Покончив с едой, мы снова сели в машину и подъехали к фургону.

Грег доложил мне, что все спокойно и мирно. Ни он, ни Фернанда ночью ни на миг не сомкнули глаз.

Тонналярда вылез из кабины, потянулся, зевнул, натянул на голову берет и затолкал в него уши.

— Что будем делать, хозяин? — спрашивает.

— Не знаю, — отвечаю. — Ты зачем завел мотор?

— Не заводил я никакого мотора, это футболисты храпят.

Открываю борт фургона, хватаю Ого Пальму за ногу и стаскиваю вниз.

Ого Пальма протер глаза и вдруг увидел сестру.

Не успел я перехватить его руку, как он отвесил Тилле оплеуху.