Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Хватаю ее за руку и толкаю к двери. На самом же деле хватаюсь за нее, чтобы не упасть.

— Я вам сказала правду, Пипа.

— Об этом поговорим в более подходящий момент, — отвечаю.

Мы спускаемся на лифте и выходим в переулок.

Подбегаем к «блимбусту», я сажусь за руль, она устраивается рядом.

Беру бутылку «бурбона» и щедро пополняю запас горючего в животе.

Кот в кишках задергался было, но, к счастью, тут же утих.

Фараон которого я сунул в бидон с мусором, похоже, выбрался оттуда и поднял тревогу: откуда-то уже несутся полицейские машины.

Я хорошо знаю здешние дороги и незаметно выскальзываю из сетей.

Без всяких происшествий выбираюсь на дорогу до Длинных Столбов и, едва мы выезжаем на прямую, поудобнее устраиваюсь на сиденье.

Ноги у меня по-прежнему ватные, но теперь мне легче сидеть и давить на педали.

Огреза прижалась к окошку, ей явно хочется что-то мне сказать.

— Давай, — говорю, — выкладывай свою историю.

— Я все вам рассказала утром — чистую правду.

Мне захотелось оторвать руль и хлопнуть им Огрезу по голове. Но я подумал, что тогда трудно будет управлять машиной, и подавил это желание.

— Утром, — говорю, — ты мне наврала с три короба. Для начала: в холодильнике не было никакого футболиста, а лежала бутса.

— Не знаю, как такое могло случиться, — отвечает Огреза. — Я, когда открыла холодильник, увидела там Оралу.

— Брось, — говорю, — рассказывай свои байки кому-нибудь другому. А мне объясни одно: зачем ты меня впутала в эту историю? Зачем отправила мне по почте холодильник, а потом пришла и дала три ассигнации по десять тысяч лир?

— Я уже говорила: чтобы вы нашли убийцу моего Капустини. Ведь полиция наверняка обвинит меня и брата.

— Послушай, малютка, — говорю. — Теперь я знаю, как все было. Ты и твой братец придумали чудесную штуку, чтобы выиграть встречу. Собрали банду классных девиц и поручили им ласками и тасками вывести из строя игроков команды противника. Да вдобавок для каждого игрока предназначалась слоновья доза слабительного.

Огреза заплакала.

— Не знаю, как вы все это раскрыли, но, клянусь, я тут ни при чем. Я умоляла брата не делать этого, но он меня не послушал. И его можно понять. Такую штуку проделали и с его командой. Однажды мы проиграли, пропустив двадцать пять голов и не забив ни одного. Наши на ногах не держались!

Значит, тогда жертвой стал «Буйни-клуб».

— Ты взялась уложить на лопатки самого сильного игрока, — продолжаю, — позвала к себе домой, а потом огрела по голове бутсой. Может, ты не надеялась на слабительное?

Она так бурно зарыдала, что весь руль слезами облила.

— Вы самый настоящий кретин! — говорит она в платок, но громко, чтобы я слышал.

Потом она немного успокаивается и довольно связно продолжает рассказ:

— Я не хотела, чтобы Орала так плохо выглядел на поле. Я очень ему симпатизировала и надеялась, что президент перекупит его в нашу команду. Влюблена в Оралу я не была, но меня к нему влекло, и, может, в конце концов я и влюбилась бы. Брат знал, где укрылась «Апатиа-клуб», и послал туда девушек. Две из них манекенщицы из моего рекламного бюро, остальные обслуживают клиентов в «Виски рекой». Это я предложила Орале спрятаться у меня дома. Брат ни о чем не догадался бы, а Орала сохранил бы спортивную форму до завтрашней игры.

Она снова закапала в платок.

— Еще я немного… — всхлипнула пару раз и докончила — да, еще я немного ревновала его к Пушинке. Ну, к одной моей подруге.

Черт побери! По голосу похоже, она правду говорит.

— Ну хорошо, — ору я, — допустим, голову ему проломила не ты и ты видела, что в холодильнике лежит мертвец, однако кто-то его оттуда вытащил и сунул под кровать, прежде чем ты отправила мне холодильник. Так или не так?! Где ты была в тот момент?

Я резко свернул с дороги, затормозил и потушил фары.

Она обхватила голову руками — явно ждет пощечины, но у меня нет на это ни секунды.

Спрыгиваю на землю, перескакиваю через яму и бросаюсь в заросли ежевики.

Проклятый кот снова принялся раздирать меня когтями.

К машине я вернулся спустя пять минут.

Теперь даже узкие брюки меня не держат, и я не столько иду, сколько ползу.

Хватаюсь за ручку дверцы.

— Садись за руль, — говорю Огрезе. — Я не могу.

Она открывает дверцу, помогает мне влезть в кабину.

Я плюхаюсь на сиденье, а она зажигает фары, включает мотор и постепенно набирает скорость.

Когда мы хорошенько разогнались, она сказала: