Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

Он плача обратился к Нипернаади:

- Побей меня, побей меня, будь другом! Дай паразиту по башке!

Он снова схватился за голову, ерошил, теребил, дергал себя за волосы.

- А ту красивую кофейную чашку, помнишь,- с болью вскрикнул он. - Ну, конечно, как же не помнить — сам же пивал из нее кофе! Это подарок Анне-Мари на день рождения, когда мне сорок исполнилось. На ней был такой славный ангелочек, синий-синий, и глазки у него так мило смеялись. А на другой стороне чашки была розочка — и так хорошо, черт побери, так натурально нарисована, что не раз, бывало, поднесешь к носу: пахнет или не пахнет? Хоть бы она уцелела — так нет, пришла беда — отворяй ворота!

Он насупился, исподлобья мрачно глянул на Нипернаади.

- На кой дьявол тебе потребовалось меня спаивать? Попивал бы хоть немного за компанию, мне самому не пришлось бы столько пить. А ты на водку и не смотрел, сидишь, сидишь, а в бутылке все не уменьшается. Разве так сидят в трактире? Пришел, так не жмись — пей! Может, все-таки оплатишь мои убытки?

- Нет! - сказал Нипернаади.

- Нет! - хныча воскликнул Кюйп. - Он говорит нет! И с таким спокойствием, так хладнокровно, будто речь идет о каком-нибудь пустяке! Ох я несчастный, боже же ты мой!

И продолжая скулить, отдуваясь, он побежал к трактиру.

Там еще долго хлопали двери, а из окон слышался жалобный вой, будто целая толпа женщин оплакивала дорогого покойника.

Йоона Таавет идет из города.

Благодарение богу, думает он, теперь Нипернаади может быть доволен — буры, патроны и фитили в мешке, теперь пусть хоть весь земной шар на воздух пустит, это уже не его, Йооны, дело и не его забота. Но сходил он — отвратительно, и поручение — отвратительное, это надо признать совершенно откровенно. Как они смеялись, как издевались в том магазине, его разглядывали со всех сторон отвратительные физиономии, плоские, опухшие и багровые, как встающая над лесом полная луна. Никогда раньше не видел Йоона таких отвратительных физиономий, вот уж щедра природа на вывихи! И такие эти господа надутые, не подступись, вместо зубов золотые фиксы сверкают, лысые головы блестят, а брюхо у каждого как бочка, даже больше бочки. Верно, это и были те самые буржуи, теперь наконец-то Йоона увидел их своими собственными глазами. И ведь такие отвратительные, ножки кривые, коротенькие, как у собаки-таксы. Все читали-перечитывали это письмо Нипернаади и покатывались со смеху. А потом набили его мешок под завязку, велели быть очень острожным и денег не взяли ни цента. Больно уж противные знакомые у помощника Йооны, надо бы поскорее избавиться от этого парня!

И от Анне-Мари никакой радости.

Бог знает, отчего она так заупрямилась, а только как побежала вперед, так за ней уже было не угнаться. Ни словечком не обмолвились за весь долгий путь, да и как разговаривать, когда она летит на целый километр впереди? Даже не оглянулась, неслась как дракон к дому, вздымая пыль и отфыркиваясь. Йоона и так просил, и этак, Анне-Мари, дорогая, давай передохнем, от этой гонки! Но Анне-Мари и ухом не вела, все летела вперед, как паровоз узкоколейный, пых-пых-пых, и только пыльное облако вилось за ней шлейфом. Видно, Нипернаади так страшно разозлил ее или была еще какая-нибудь серьезная причина.

А как дошли до города, сразу рванула к тюрьме. Йоона, конечно, говорил, что, мол, Анне-Мари, дорогая, ярмарка сегодня в городе, давай зайдем взглянуть, я булку куплю с изюмом, еще чего-нибудь хорошенького, что приглянется. Даже платок обещал подарить, даже передник не жаль было бы купить, юбку или колечко. Остановись она хоть ненадолго, скажи хоть одно доброе словечка, взгляни хоть разок поласковее. Да за один теплый взгляд он бы все выложил, голым и босым остался — он, Йоона, такой! Но нет, не захотела Анне-Мари ни колечка, ни булки с изюмом, понеслась к своему Яйрусу.

И остался Йоона смотреть ей вслед разинув рот. Правда, после обеда Йоона встретил ее на ярмарке, но Анне-Мари была с цыганами и поначалу даже узнавать его, Йоону, на пожелала. - «Мы что, домой не пойдем?» - спросил Йоона. - «Нет, - ответила Анне-Мари, - я буду завтра или послезавтра, так и скажи Кюйпу!» Йоона потоптался на одном месте, не смея глаз поднять, потом, чтобы как-то разговор поддержать, спросил: «Ну что, была у Яйруса серьезная причина звать тебя в город?» - «Как же! - огрызнулась Анне-Мари. - Как же, - повторила она, - на меня хотел посмотреть, и вся причина. А поседел-то, а сгорбился, прямо неловко на него смотреть. И такой покорный, послушный, смирный, ничегошеньки от прежнего Яйруса не осталось. А освободят его вроде бы раньше срока — за примерное поведение — передай это Кюйпу!»