Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

Уже взметнулся кулак Пеэтруса, уже Паулус вскочил, набычившись, но тот вдруг за их спинами раздался голос Тоомаса Нипернаади:

- Милейшие родственники, зачем ссориться — хозяином хутора буду я!

*

Он подсел к оторопелым братьям и заговорил:

- Конечно, братцы, что за радость настоящему мужику ноги за плугом мять или телкам хвосты крутить. Если уж говорить начистоту, как оно между родственниками и принято, по мне тоже лучше бы дьявол побрал эту маету, эту нескончаемую работу на хуторе, хоть на части разорвись, а толку все равно никакого. Несчастное затхлое зернышко, что достанется тяжкими трудами, пойдет на уплату налогов да на ублажение попа. Так что работай, надрывайся, быстро состаришься, изогнешься, как занесенная в дом можжевеловая ветка, глаза нагноятся, нос посинеет и распухнет, будто всю жизнь из трактира не вылезал, и ни тебе радости ни удовольствия от такой жизни. Вспахал, посеял, но не ждать тебе спокойненько всходов — лети со всех ног в церковь молиться, чтобы отец небесный не залил твои угодья дождем, не сжег засухой, не побил заморозками, не положил бурей, чтоб не опустошили их дикие звери — все твои труды в руке Божьей, как трепещущая пташка в когтищах ястребиных. Страшись, дрожи изо дня в день, из ночи в ночь, следи за облаками, наблюдай за ветром, потому что любой «благословенный» миг может обернуться для тебя погибелью, все, что посеяно, - втоптанным в грязь. Я ведь и сам имею хутор, я его, заразу, всю жизнь держу, похоронил там свою молодость, все силы угробил, и если сейчас вы как на духу спросите меня, скажи, дорогой Нипернаади, положа руку на сердце, хоть раз в жизни доставил тебе твой хутор хоть малюсенькую радость, то придется мне понурить голову и умолкнуть. Сорок лет у меня за плечами, с малолетства я пахал, бороновал, растил телок и свиней, косил сено и удобрял поля, но, скажу вам, дорогие ребятки, радостей у меня меньше было, чем зерен у вороны в снежную зиму. Отдал я хутор младшему брату, и, поверите ли, прямо глыба с меня свалилась, я быстро распрощался с друзьями, знакомыми и пошел поискать, где же земля кончается.

И вот теперь смотрю я на вас и думаю, как велики и необъятны своды небесные, как немощен и слаб сын человеческий под ними — это же трое сильных, умных мужиков — и должны убивать себя работой на хуторе. Ведь ее может делать любой Истукан, который всей своей плотью и малой толикой разума уцепился за землю, как репейник за обочину. Добро бы еще был майорат или что-нибудь в этом роде, тогда и гордись, а бобылям — чему завидовать. Хутор — он дураку в насмешку, умному — в наказание!

- Правда, вот правда! - радостно встрял Ионатан.

- Конечно, правда, а ты пасть не разевай! - одернул его Пеэтрус.

- Я и говорю, - продолжал Нипернаади, все более воодушевляясь, - в наше время человек живет с торговли и для торговли. Сейчас настоящий мужчина — купец да барышник, это они всегда получают денежки, а мы всегда их отдаем. Вот я о вас и подумал — что если вам втроем сложиться да и открыть, ну, скажем, какое-нибудь кино? Сейчас такие аппараты есть — сунь в него картину, и он, аппарат этот, такое тебе продемонстрирует, что живот лопнет со смеху. В городе эти аппараты теперь на каждом углу работают, а деревне-то они в диковинку. Можно, к примеру, кочевать с одной ярмарки на другую, всего-то и нужно, что соорудить балаган из брезента, а там заводи аппарат, и деньги потекут рекой. А чтобы подогреть любопытство деревенских, можно у входа мартышку держать или что-нибудь в этом роде.

Ах, ребятушки, жизнь тогда начинается, когда у тебя карманы оттопыриваются, тут уж все эти Истуканы, Миллы и как их там еще с визгом побегут за вами. Развернется дело — заедете на хутор, побыть денек-другой, местных посмотреть, себя показать. Вам и заговаривать ни с кем не придется — Истуканы сами прибегут к вам и станут просить утешить их добрым словом. А вы усмехнетесь в кулак и велите Янке спросить, что, собственно, угодно этому господину Истукану?

Чем вам плохо, матушка оставила вам чуть не мешок денег, можете употребить их и так и сяк, как душе угодно.

- Это верно, - согласился теперь и Пеэтрус.

- Это дело надо бы как следует обмозговать, - сказал Паулус.

- Вечно ты со своими мозгами! - досадливо заметил Ионатан. - Ой, ребята, вот это был бы номер! Только вообразите себе на минутку, как у старого Мадиса Сиркуля, Истукана и Микка с Дырамаа рожи от зависти перекосит, если нам подфартит и в один прекрасный день мы заявимся на хутор господами. Голову даю на отсечение, что Сиркуль повесится на первом же суку, а Дырамаа от зависти совсем сопьется. Да они семь свиных шкур сожрут, смолой и дымом плеваться будут! Сыновья старой Лийз, эти пьяницы и лоботрясы, станут-таки мужчинами, да еще какими — в целом уезде не найдется такого, кто стоил хотя бы их мизинца! Ах, черт возьми, этот план по мне!