Аугуст Гайлит - Тоомас Нипернаади

- Да как же нет дела, - грустно отозвался Нипернаади. - Ты гибкая, как можжевеловый корешок, и груди у тебя крепкие, как кремни. Но я матрос, меня ждут на судне, куда я тебя дену, вороненок? Придется тебе обождать, обождать зиму, а может даже и лето, тогда я приду с моря и бумажник у меня будет набит долларами. Я приду к твоей лачуге и крикну: «Здесь живет девушка по имени Марет Ваа? Сами, кажется, видите, я крупный господин, в вашу лачужку е пройду! Мне надо кое-что сказать девушке по имени Марет, и если она дома, пусть выйдет, не стесняясь, с ней хочет поговорить господин капитан собственной персоной!» - «Ой-ой» - взвизгнешь ты, набросишь на плечи платок, выбежишь и посмотришь на меня большими испуганными глазами.

- Нет, это неправда, - перебила Марет, - нисколько я не испугаюсь, как завижу тебя на пороге — прыг тебе на шею и скажу: «Ого-го, что это Нипернаади тут расхвастался, как раньше проходил в мою лачугу, так и теперь войдет!» И никаких господ, никаких капитанов!

- А я отвечу, - продолжал Нипернаади, - «Ты, девушка, оставь эти манеры, видишь, в гавани стоит мой великолепный корабль? Вот, вот, теперь в глазах у тебя потемнело и вся твоя гордыня рассыпалась в прах. Теперь я капитан и судовладелец, и если у той девушки, что зовут Марет Ваа, груди все еще крепки, как кремень и стан — гибкий, как можжевеловый корень, пусть она взойдет со мной на корабль, хочу показать ей, что значат морские странствия и жизнь матроса. Господин капитан приехал за своей девушкой, пусть идет со мной немедля». Так и скажу.

- А Марет ответит, - подхватила девушка, - «Ах ты, хвастливый медвежонок, я и шагу не ступлю на твой корабль. Чего стоит эта старая посудина, каких-нибудь сотню крон? Да у нас на берегу таких сколько хочешь валяется, и никому они не нужны. Зайди-ка лучше в мою лачугу, она по-прежнему бедна и неказиста, и ветер сорвал часть кровли. Но ты зайди и взгляни, и если ты тут же не падешь ниц, никакой ты не мужчина! Потому что в то время, пока ты гулял по морям, Марет нашла на берегу горы жемчуга, и было его несметное множество, как песка и мусора. Нашла и принесла в хижину, чтобы, когда Тоомас явится домой капитаном, ослепить его, сбить с него спесь». И как только капитан увидит, что в моей хижине, он, устыдившись, падет ниц и скажет: «Милая Марет, прости, что я хвастал своей посудиной, в сравнении с этим — она ничто, болтающееся в море старое корыто».

- О боже, - нетерпеливо прервал ее Нипернаади, - ну неужели ты словечка не можешь сказать без того, чтобы не заводить разговор об этом дурацком жемчуге? Сколько я тебе твержу: море никогда не выбрасывает жемчуг на берег! И если даже какая-нибудь глупенькая дамочка и и торговец драгоценными камнями утонут вместе с жемчугом, он так и будет покоиться на дне морском, и никакая сила, даже небесная, не сдвинет его оттуда. С тобой невозможно говорить разумно, заладила про этот дурацкий жемчуг и совсем испортила мне настроение. Знавал я одного человека, такой же бы глупый, все искал жемчуг, даже в реке, вычитал в какой-то книге, что когда-то во времена русской императрицы Екатерины в той реке вываливали жемчужины.

- А твои басни о корабле и капитане чем лучше? - мрачно возразила Марет.

- О корабле и капитане? - удивился Нипернаади. - Это же не пустые разговоры, это правда. Так и будет, когда я однажды вернусь с моря. Почему бы матросу не стать капитаном, если он будет стремится к этому изо всех сил? Для этого есть даже всевозможные школы и другие средства. А дорос он до капитана — там и до своего судна уже недалеко. Зарабатывают капитаны прилично, и через годик-другой усердной работы, глядишь, уже можно вести в порт свое судно. Почему же так не может случиться и со мной?

- Выходит, тогда ты вернешься лет через десять-двадцать, не раньше.

- Кто же это знает, - задумчиво отозвался Нипернаади. - Если я захочу стать капитаном, это займет немало времени.

Марет запустила пальцы в его волосы и сердито взъерошила их.

- Так вот ты какой! - воскликнула она, сверкая глазами. - Являешься через двадцать лет и спрашиваешь про крепкие груди и гибкий стан?! Приходишь насмехаться надо мной, измываться над моей старостью? Да знаешь ли ты, что тогда я буду старухой, а моим сыновьям уже впору будет ставить сети в море... Зачем тебе являться тогда и хвастать, кому будет интересен твой корабль и капитанские регалии? Ах какой ты нехороший, какой скверный, хочешь уйти сейчас, а вернуться только через двадцать лет. Тогда уж лучше не приходи совсем, а то велю своим сыновьям отловить тебя как бродячую собаку и своими руками расправлюсь с тобой!