Юнас Гардель - Вот так уходит день от нас, уходит безвозвратно

Что же у них за жизнь такая? Их души так боятся умереть, что не решаются жить. Так думает Анна, лежа на своем водяном матрасе.

Она, конечно, не сама это придумала. Это Бетт Мидлер в фильме «Роза»: «Some say love it is a river…» [20] «Некоторые говорят, что любовь — это река…» (англ.).

Сама бы она до такого не додумалась.

Анна лежит на водяном матрасе и размышляет о своем невероятном счастье. Действительно, она ведь самый счастливый человек на свете, и все, что ей нужно, — это оставаться такой же счастливой, в мягкой постели и с пачкой имбирного печенья под боком.

И все же в глубине души она мечтает о чем-то совсем другом. За последние годы она в полной мере осознала свое счастье, но почему-то ей хочется сказать: «Забери все это, Господи! Я хочу сбежать отсюда, понимаешь? Хочу выбросить все, что у меня есть, хочу окунуться в пучину всевозможных несчастий! Я готова поставить на карту даже имбирное печенье. Ради чего? Зачем? Это Ты меня спрашиваешь зачем?»

Чтобы не упустить возможность пожить по-настоящему.

Что же именно она так жаждет поменять в своей жизни?

А откуда ей знать? Действительно, Анна не имеет ни малейшего понятия о том, чего именно она хочет, а чего не хочет. И от мысли об этом она всегда впадает в отчаяние.

Ее охватывает паника, когда она читает в «Амелии», что добиться чего-либо в жизни сможет только тот, кто твердо знает, чего хочет. Анна ведь никогда ничего не хотела. По крайней мере, ничего из ряда вон выходящего. Она всегда мечтала о довольно простых вещах.

Типичная центристка.

Впрочем, если бы она могла прожить свою жизнь заново, то сделала бы ровно все то же самое, — и это пугает ее больше всего. А от чего тут можно отказаться? Она получила именно то, к чему стремилась. Кому какое дело, что теперь это ее совсем не радует?

С одной стороны, не то чтобы была какая-то острая необходимость выбрать нечто иное, а с другой стороны, ее неотвязно преследует чувство, что она вообще никогда ничего не выбирала.

Как вот она выбирала второй иностранный язык в седьмом классе. Анна выбрала французский. Но как это можно было назвать выбором? Она поставила галочку напротив французского только потому, что так сделала Эва-Лена, хотя они вовсе не были подругами. Эва-Лена была самая крутая девчонка в классе. В одиннадцать лет у нее уже выросла грудь, в тринадцать она лишилась девственности, и у нее на месяц раньше, чем у других, появились джинсы «Мерилин» фирмы «Поль энд Бло». За весь период обучения Эва-Лена ни разу не обратила на Анну внимания, но именно ради нее Анна шесть лет зубрила французские глаголы.

Что есть, то есть. И ничего с этим не поделаешь.

Вот любит ли она Хокана, например? Да ей-то откуда знать, черт возьми. Бред Питт почему-то так и не объявился, а Том Круз, видите ли, был поглощен семейной жизнью с этой отвратительной шлюхой и сайентологшей Николь Кидман. А тут появился Хокан, и могло быть, кстати, хуже. Вон у Пии, к примеру, вообще никого до сих пор нет.

И все же Анна засыпает на водяном матрасе с мыслью о том, что все оказалось какой-то чудовищной ошибкой: и вся ее жизнь в целом, и семейная жизнь с Хоканом, в типовом коттедже, каждые выходные и праздники заботливо фиксируемая на пленку, словно в ней есть хоть что-то, о чем стоило бы рассказать потомкам.

Хокан лежит в своей бывшей комнате, на узкой детской кровати, посреди жизненного пути, с защитной шиной во рту, чтобы не повредить случайно мосты и пломбы. Он не может заснуть, не хочет так жить дальше, не знает, что ему делать.

«7. Ранний средний возраст (тридцать — сорок лет).

Как упоминалось во введении к настоящей главе, отменено, что в возрасте тридцати лет человек начинает пересматривать свои представления о собственном будущем, и его фантазии имеют все меньше связи с реальной жизнью. Большинство людей в этом возрасте не отличается амбициозностью, даже если речь идет о возможности огромного выигрыша в лотерею или о большой любви, которая в одно мгновение изменила бы их жизнь. На протяжении многих поколений люди, достигая тридцати лет, приходят к выводу, что «настоящая жизнь» — не для них, и предпочитают довольствоваться тем, что есть. Приспособиться, так сказать, к жизни на сухом пайке. А если свобода и возможности человека к тому же ограничены к этому возрасту супружескими отношениями, детьми, семейным бюджетом, это может приводить к неожиданным приступам паники, вызванным ощущением, что человек попал в ловушку и жизнь его закончилась».