Фэй Уэлдон - Подруги

Элен находится в маленькой четырехместной палате. Три койки пустуют. На четвертой полулежит на высоких подушках Элен. То ли спит, то ли впала в забытье. Веки поникли, закрыв большие глаза, послушные как бы не мышечному усилию, а силе притяжения. Старушечий рот ввалился — ей вынули зубы. Голова наголо обрита. И только рана на виске, беспощадно проступающая сквозь тоненький чепец, коряво сметанная на скорую руку грубыми стежками, словно бы в сознании беспомощности этой меры, выдает, что жизнь, некогда бившая ключом, еще не угасла. Рана слабо пульсирует — или это чудится Хлое?

Старый враг, поверженный в такое ничтожество. Хлоя чувствует, что у нее увлажняются глаза. У койки, гладя вялую, но по-прежнему изящную руку матери, сидит Марджори. Как редко дотрагивались друг до друга эти двое в лучшие времена. Элен, уж конечно, никогда не допустила бы при жизни фамильярности, с которой вынуждена волей-неволей мириться полумертвая.

Марджори. Спасибо тебе, что приехала. Грейс тоже приезжала.

Хлоя. Естественно, как же иначе.

Марджори. Естественно? Не скажи. Не очень-то мы кидались на помощь друг другу в трудную минуту.

Хлоя( удивленно ). Мы делаем, что в наших силах.

Хлоя, чей сад звенит от непечатной переклички Иниго, Имоджин, Кевина, Кестрел и Стэнопа.

Марджори. Нужно решительнее вмешиваться в жизнь друг друга, а не трепать языком. Мне бы следовало поехать и застрелить Оливера, а тебе — поместить Грейс в психушку, а меня давным-давно сводить в брачную контору. Ты видишь, чем все кончается…

Марджори показывает на мать и всхлипывает.

Марджори. Мне сказали, она может протянуть в таком состоянии не одну неделю. У меня сегодня запись на студии, а я просто взяла и не пошла.

Хлоя. Разумеется, это понятно.

Марджори. Плевать мне, как отрезало сразу.

Хлоя. Это пройдет.

Марджори. Да нет, почему-то не думаю. Как мне жить без нее, Хлоя? Добро бы еще были дети. Ведь, кроме нее, у меня никого.

Хлоя. У тебя остается Би-би-си.

Марджори. А зачем это мне? Знаешь, мама никогда даже телевизора не держала в доме. Чтобы, не дай бог, не увидеть на экране мое имя, это точно.

Как бы в подтверждение, Элен шевелится и открывает глаза. Она забирает руку из-под Марджориной ладони и опять затихает. Марджори проглатывает это.

Хлоя. Съездила бы домой поспать, а, Марджори? Я тут побуду.

Марджори. А вдруг она очнется, и ей будет неприятно, что меня нет.

Хлоя. Не можешь успокоиться, да? Все надеешься выжать из старой, высохшей косточки хоть каплю ласки. Неудивительно, что ты так пристрастилась стирать белье.

Марджори усмехается, оценив такой поворот мысли, ложится на одну из незанятых коек и закрывает глаза.

Марджори. Мне все Мидж приходит на ум.

Хлоя. Мне тоже.

Марджори. Стояли себе сложа руки и смотрели, как она погибает.

Мидж, масонова дочка. Патрик, выставленный Элен из Фрогнал-хауса, идет и водворяется к Мидж. Кто бы мог подумать?

Кто угодно, только не родители Мидж, не миссис Марта Маклин и ее супруг, мистер Мервин Маклин, владелец лавочки канцелярских принадлежностей и масон третьей степени. Мидж — их четвертый ребенок и единственная дочь, в четырнадцать лет — победительница ежегодно проводимого в Лутоне конкурса на лучший детский рисунок.

У миссис Маклин основное занятие — волноваться. Ее волнует здоровье и счастье Мидж, волнуют тайные обряды масонской ложи, к которой принадлежит мистер Маклин. Других тайн у Мервина от нее нет — что же кроется за этим его вероломством? Марта пытается проникнуть в чемодан, где Мервин держит под замком свое масонское облачение. Марта пускает в ход ласки, слезы, уговоры — все тщетно. Мистер Маклин свято хранит тайну. Мидж словом и делом всегда на его стороне. Папина дочка, не мамина.

Миссис Махони, соседка Маклинов, сообщает Марте, что масоны на своих тайных сборищах занимаются тем, что приводят козу и целуют ее в зад. «Эти мужчины — сущие дети, — говорит она. — Так мальчишки любят состязаться, кто кого переписает. Мало им забора, из крыши устраивают мишень». После этого Мидж запрещают разговаривать с миссис Махони.

Мидж — гордость Маклинов, живое воплощение мечты, с которой они жили, работали, плодились на протяжении многих поколений; та, что вырвется из мира глухих улочек и захудалых лавчонок и шагнет в мир иных, высоких ценностей, недоступный и великолепный. Мидж — их приношение к алтарю среднего класса.