Фэй Уэлдон - Подруги

Элен. Что за вздор ты несешь, Марджори, а еще считаешь себя образованным человеком. Нечистая сила! Если этот злополучный дом внушает тебе подобные чувства, его лучше вообще закрыть, запереть, и я буду подыскивать ему покупателя. Он для меня без твоей помощи чересчур тяжелая обуза.

Марджори. Но где же я буду жить во время каникул?

Элен. Оставайся в Оксфорде. Такой прелестный город.

Марджори. Мне же не по карману. У меня крошечная стипендия, и больше ничего…

Элен. Поработай. Ничего страшного, невелика птица, но только, ради бога, не нанимайся натурщицей к художникам. Ну не тянешь ты — ни фигурой, ни кожей. Между прочим, в этом году на летней выставке Академии искусств будет выставлен мой портрет. Правда, волнующая новость? Кстати, Марджори, ты извини, но тебе просто противопоказано ходить с такой прической. При твоей форме лица хуже не придумаешь. На что это похоже, откинешь волосы назад, подвяжешь старой тесемкой и успокоишься. Я понимаю, эти мелкие кудерьки не вдохновляют, но в таких делах, знаешь ли, руки опускать не годится. Боже мой, да ты выпила кофе! Как ты могла!

Элен, оставив свой кофе нетронутым, направляется сперва к парикмахеру, а оттуда — покупать замок и договариваться о перевозке Марджориных пожитков из Фрогнала в Оксфорд. Расходы она, расщедрясь, берет на себя. На летней выставке она знакомится с владельцем траулерной флотилии с Ньюфаундленда и катит с ним к северным широтам. Прежде она бывала неотразима, загорая почти без ничего на палубе чьей-нибудь яхты, но с некоторых пор выглядит лучше, кутаясь в матросские свитера, — и знает это.

Элен больше не выходит замуж. Весь свой душевный капитал — как бывает, когда его кот наплакал, — она вложила в брак с Диком, и прибыль с капитала оказалась в конечном счете столь мизерной, что Элен предпочитает не повторять этот эксперимент. Она, как впоследствии Грейс, никогда не испытывает недостатка в деньгах. Где-то на заднем плане маячат в ее жизни неясные мужские фигуры, устилая ей путь богатыми подношениями, услугами, увеселительными поездками. Взамен им платят — не страстью, нет! — своего рода неблагосклонным снисхождением. Элен так привередлива и строга насчет манер, что, удостоясь хотя бы милости обожать ее, поклонник уже вправе себя поздравить.

Ну а с непритязательной, в духе времени, Марджори — попроще. Пока идут занятия, живет в университетском общежитии, во время каникул работает подавальщицей в пивной, ночует в комнатенке над баром, наблюдая по ночам из окна (так в свое время наблюдала Хлоя), как, едва держась на ногах, блюют и тискают девок мужчины, — дожидаясь, неведомо для себя, того дня, когда на Грейсовой свадьбе встретит свою судьбу.

Ну а Патрик, изгнанный, дабы, как считала и надеялась Элен, прозябать без крова и приюта, попадает вместо этого к Мидж.

Сегодня Мидж, масонова дочка, в могиле.

Кто виноват?

Марджори, Грейс и я! Как мы старимся? Как суждено нам умереть?

У Марджори в активе пенсия, страховка и виды на Фрогнал-хаус, который со временем, вероятно, достанется ей в наследство от матери. Сверх этого она не загадывает, приучив себя держаться в строгих рамках реального. Эпитафией ей послужит любовь друзей, чувство утраты у товарищей по работе да две-три полки видеокассет в фильмотеке Би-би-си — покуда пленки, в целях экономии, не сотрут, чтобы использовать для новых записей. На большее она не надеется.

Грейс надеется умереть внезапно, и, если ей верить, в самом скором времени, пока не сделалась позорной развалиной. Стареть с достоинством — не ее удел. Она сражается со старостью не на жизнь, а на смерть. И уже слишком много пьет. Грейс привыкла, чтобы ею восхищались, а единственное, что в ней достойно восхищения, — это внешность. Уйдет красота, говорит Грейс, уйдет и она сама.

Я, Хлоя, живу с надеждой увековечить себя в детях. Когда умру, они будут хранить память обо мне, как я храню память о своей матери — и об Эстер, которая, подобно мне, спасала чужих детей, невзначай крадя их при этом у других женщин. Из этой-то материнской теплоты, верю я, будь она узаконенной или незаконной, и слагается бессмертие. Она сочится из поколения в поколение, удобряя собою почву, подготавливая ее для новых ростков доброты.

Коридоры в больнице святого Стефана зеленые, длинные, вдоль коридоров тянутся трубы, в тишине позвякивают металлические судки с больничным обедом, в воздухе — марево от испарений, старости и карболки.