Дверь, надо сказать, закрылась неплотно, и сквозь зазор, как он ни был узок, на протяжении последующих лет в дом непрерывно просачивались бродячие коты, уличный мусор и палые листья. Элен поступила бы куда умней, если бы разрешила Патрику остаться, и уж тем более не следовало уничтожать картины, которые принесли бы ей впоследствии тысячи и тысячи — при том, что истинный ценитель Патрикова искусства нашел бы, что они несколько великоваты. А впрочем, Элен первая признавалась, что всегда проявляла небрежность в обращении с произведениями рукотворного искусства, усматривая в них посягательство на созданный господом богом образец женского совершенства, каким являлась она сама, а возможно, даже стремление развенчать этот образец.
Выставила она за дверь и Марджори. Вытребовала из Оксфорда, встретилась с нею в привокзальном буфете и за чашкой скверного кофе повела такую речь.
Элен. Марджори, душенька, у меня просто сердце кровью обливается за тебя. Какой же нужно быть несчастливой, чтобы связаться с подобным субъектом! И подумать, что меня не оказалось рядом, некому было оградить тебя! Допустить, чтобы тебя писали обнаженной! Выставить себя на такое осмеяние! Какая трагедия, что я не имела возможности воспитывать тебя сама и привить тебе тонкость восприятий. Эстер Сонгфорд была добрая душа, но неприглядна и скучна до помутнения рассудка, что, по-видимому, и произошло с тобой. Давай не будем закрывать глаза — да, ты не красавица, но никогда не слушай того, кто скажет, что лучше хоть какой-нибудь мужчина, чем никакого. Поверь, гораздо достойнее жить в одиночестве, чем с выходцем из рабочих низов. Снобизм тут ни при чем, просто у них иное, чем у нас, отношение к женщине — они видят в ней животное, используют ее в своих корыстных интересах, как, увы, не преминул использовать и тебя Патрик Бейтс. Не стану отрицать, определенного сорта женщинам такой, как он, может приглянуться, и уж он, было бы тебе известно, конечно, всячески пробовал завоевать мое расположение в расчете на бесплатный стол и жилье в дальнейшем, да только не на ту напал. Я, слава богу, сама прекрасно знаю, без всяких Патриков Бейтсов, чем могу привлечь мужчину. А ты, Марджори, если хочешь сохранить себя как женщину, потому что ты, вижу, вознамерилась окончательно засушить себя и превратить в синий чулок — что это за чепуху ты затеяла с Оксфордом? — научись проявлять немножко больше женской гордости. Иными словами — не выставляй себя обнаженной напоказ перед рабочим сословием, точно проститутка какая-нибудь. Ума не приложу, как с тобой быть.
Марджори. Но позволь, мама!..
Элен. Всю жизнь, всю жизнь я старалась быть тебе хорошей матерью, и всегда ты меня подводила. Посмотри, до какого ты состояния довела дом…
Марджори. Я делала, что могла…
Элен. Вот-вот. Точно так же ты делала, что могла, когда умирал твой бедный отец. Мне следовало быть при нем в эти дни, но меня с ним не было.
Марджори. Я дала телеграмму…
Элен. Телеграмму, которая не дошла. Ладно, не будем сейчас это обсуждать, не будем вспоминать, как бездушно и мелко ты поступила, что помешала мне приехать. Мне тогда было очень горько. Но Питер Смайли — это мой друг, он возглавляет в Сиднее министерство образования, — объяснил, что детям — бог весть отчего — вообще свойственно таить вражду против родителей. И потом, не сомневаюсь, что смерть отца послужила тебе достаточным наказанием. Мне только странно, Марджори, что ты с таким неуважением относишься к его памяти. Он бы не вынес, если б знал, что ты так низко пала.
Марджори. Да ничего я не пала, мама. Все совсем не так. Мы с Патриком просто друзья. И куда ему, бедняге, теперь деваться?
Элен. Честное слово, Марджори, ты, я вижу, больше волнуешься за него, а не за меня. И будь добра, не говори мне в довершение всего неправду.
Элен не ошиблась. Марджори говорит неправду. Свидетельством тому — пустая бутылка из-под «Гран-Марнье», которая хранится у нее под кроватью. Сознание вины подтачивает в Марджори силу сопротивляемости.
Марджори. Нет, это правда, и я уверена, папа не подумал бы возражать, чтобы Патрик жил у нас в доме. Он любил картины.
Элен. Хорошие картины, милая моя, а не плохих художников. Ты удивительно наивна.
Марджори( со слезами в голосе ). И не хочу я там жить одна. Там водится нечистая сила.
А ведь она твердо решила, что никогда не заикнется об этом. И правильно решила. Видите, что происходит, когда она проговаривается? Элен оскорблена в своих лучших чувствах. Нечистая сила? Не в этом ли доме провела она счастливейшие дни своей жизни — пока Марджори своим появлением не положила им конец. Как же в нем может водиться нечистая сила?
Читать дальше