Арман Лану - Майор Ватрен

Христианнейший Тото, помешивая кипящий этуф-кретьен [32] Игра слов. Этуф-кретьен в буквальном переводе означает — «душитель христиан» (франц.). , напевал:

Камилл развалился в кресле, где до него сидел полковник. Он зевал, потягивался, гримасничал.

— Ах, — сказал он, — если бы можно было раздвоиться, я бы пригласил самого себя прокатиться по Булонскому лесу!

И тут же без перехода, повысив голос, обратился к Каватини:

— Тото, ты лицемер, лжесвидетель и иезуит, ты никогда не договариваешь до конца свою мысль!

— Ч-ч-чего не договариваю?

— Слов песни!.. А как твой этуф-кретьен?

— Он в-в-варится. Когда перестанете валять дурака, можно будет есть.

Субейрак задумчиво курил сигарету полковника, вернее пускал дым маленькими аккуратными облачками.

— Ван, кто этот парень, который приходил за кусачками? — спросил он наконец. — Я стоял спиной к нему. Судя по голосу, это был Эберлэн?

— Да, Эберлэн, — подтвердил Ван. — Эберлэн из двенадцатого барака, тот, что бежал.

— Образцовый беглец, — уточнил Камилл.

Артиллерист Эберлэн дважды бежал из лагеря и дважды был пойман и доставлен назад. В то время у немцев сохранялось еще более или менее спортивное отношение к побегам. Не говоря об этом вслух, они признавали, что пленным свойственно думать о побеге, а им следует сторожить их. Поэтому образцовый беглец Эберлэн отделывался каждый раз пятнадцатью сутками ареста за побег. Теперь эти мягкосердечные нравы стали меняться.

Франсуа спокойно заметил:

— Будьте осторожны с Эберлэном. Он отчаянный. Во-первых, его рожа сразу выдаст его. Ему достаточно показаться на глаза, чтобы самый тупой Posten [33] Часовой (нем.). из Померании сказал себе: «Вот парень, который задумал бежать». Мне это не нравится.

— Значит, — спросил Ван, — не давать ему кусачки?

— Нет, — ответил Франсуа. — Давай ему все, что он попросит. Я тебе потом объясню.

Начальник четвертой «штубе» двенадцатого барака делал очередное сообщение за истекший день, 7 апреля 1942 года, когда в комнату вошел Субейрак. Он искал Эберлэна.

На мгновение он ощутил эгоистическое удовлетворение при мысли о том, что ему удалось избежать общей участи военнопленных и что он не живет в общем бараке, среди этой скученной, обезличенной людской массы. Стандартный жилой барак, вроде того барака, где помещался театр, делился на четыре комнаты — «штубе». Деревянные стены были окрашены в угрюмый зеленый цвет, напоминавший вагон. Над койками мрачной черной краской выведены номера. Вход в «штубе» вел через двойную деревянную дверь. Комната была заставлена дощатыми койками, возвышавшимися одна над другой в три этажа, — внизу, у пола, на уровне груди и наверху. В каждой «штубе» помещалось сорок восемь таких коек, число живущих в «штубе» колебалось от сорока до сорока восьми. Во время утреннего подъема, умывания и еды эти трущобы военного образца кишели людьми, которые толкались и мешали друг другу.

Пришлось ждать, пока начальник «штубе» закончит чтение немецких приказов и указаний начальника лагерного блока, сообщений о продуктах, которые можно получить в КО — коллективной продовольственной лавочке с громким названием «Комиссия ординарцев», о последних сальто правительства Виши. Однако все слушали внимательно. Каждый раз повторялась та же картина: все, что приходило из Свободной Франции, вызывало настороженное внимание, глаза прищуривались, люди пытались разгадать предполагаемый скрытый смысл слов для того, чтобы потом снова, с тем же разочарованием, вернуться к печальной лагерной действительности. В лагерях все еще называли Виши Свободной Францией, тогда как в самой Франции говорили просто «неоккупированная зона» или «ноно» [34] «Zone non occupée» (франц.) — в беглой речи звучит как ноно. .

Начальник «штубе» — кавалерист, сохранивший выправку и даже некоторую надменность в осанке, заканчивал свое сообщение:

— И наконец, господа, полковник, старшина лагеря, напоминает вам, что по гигиеническим соображениям использование кухонной посуды в качестве ночных горшков запрещается.

Раздался смех. Сообщение кончилось. Эберлэн заметил Субейрака. Артиллерист закутался в свою зеленую шинель — эти шинели были взяты с захваченных немцами польских складов и выдавались пленным офицерам, которые не имели никакой одежды, — надел свой шлем и пошел было к двери, но остановился, услышав слова начальника «штубе»: