Получив, таким образом, то, что просил, Хуймин по совету Лу вернулся на Север, чтобы делиться с другими. Что до Лу, то он пошел своей дорогой, т. е. куда глаза глядят, и так он гулял по Китаю на протяжении шестнадцати лет, пока случайно не забрел в Цаоци. Там жил буддийский наставник Иньцзун и читал в своем монастыре публичные лекции. Во время одной из них монахи, глядя на развевающийся флаг, заспорили, что же это колышется — флаг, ветер или и то, и другое?
— Ни флаг, ни ветер не колышутся, — заметил Лу. — Колышется только ваш ум.
Пораженный крутизной вьетнамского бомжа, Иньцзун пригласил Лу к себе на чай, чтобы расспросить его, кто он и откуда у него Дхарма? Лу рассказал ему об учителе Хунжене и показал рясу патриарха. Иньцзун объяснил Лу, что время бродяжничества закончилось и что пора принимать монашество, чтобы наставлять других. Так на свет появился учитель Хуйнэн.
Тем временем на Севере жизнь тоже не стояла на месте. Пятый Патриарх Хунжень наконец опомнился и долго не мог сообразить, что на него нашло, если он отдал рясу Бодхидхармы первому вьетнамскому проходимцу, который и читать-то не умел, а не милому мальчику Шенсю, который и сутры все на память знал, и шастры, и задницы своей для учителя никогда не жалел. Тогда Хунжень при всех объявил Шенсю своим преемником, после чего благополучно помер. Нельзя сказать, что Шенсю был плохим учителем — он преподавал монахам практику прямого пути (ППП), помогал им избавляться от НЭ, ПЭ, РЭ, СЭ и ТД и ТП. Но однажды он услышал, что на Юге живет некий Хуйнэн, который нагло объявляет себя Шестым Патриархом и учит людей чему-то невразумительному. Тогда он подготовил бойца, чтобы тот тайно проник в монастырь Хуйнэна и выведал все вражеские секреты. Лазутчик отправился на Юг, но, послушав Хуйнэна лишь один раз, во всем признался.
— Ах, ты пидар… — сказал Хуйнэн.
— Я был им, пока не услышал вашу проповедь, — возразил лазутчик. — Прошу вас, объясните мне смысл учения Будды.
— Нет ничего проще, — сказал Хуйнэн. — Что вы практикуете в монастыре Шенсю?
— ППП.
— Чего?!
— Мы называем это путь к ясному сознанию, — объяснил монах. — Наш наставник Шенсю говорит, что для того, чтобы природа Будды проявилась, мы должны очищать ее от НЭ, ПЭ, РЭ, СЭ и ТД и ТП.
— Это чудесное объяснение, — признал Хуйнэн, — но мое понимание несколько иное.
— А именно?
— Люди бывают шарящие и тормоза.
— Не понял.
— Я говорю, что к ясному сознанию нет никакого пути. И не надо.
— Еще раз, пожалуйста.
— Где мы сейчас находимся — в Цаоци, не так ли?
— Так.
— Если мы сейчас начнем прокладывать себе путь в Цаоци, удаляя Е, КЭ, ЛЭ, МЭ и НЭ, как следует нас назвать?
— Тормоза!
— А если мы, находясь в Цаоци, скажем себе: “Какого лешего я иду в Цаоци?” и никуда не пойдем, что это значит?
— Шарим!
— Вот и ты теперь шаришь. Не ходи никуда.
В другой раз к Хуйнэну пришел некий йог и спросил, какой вид самадхи тот практикует?
— А какие бывают виды самадхи?! — опешил Хуйнэн.
— Бывает, например, самадхи с семенем, но это низший вид самадхи.
— И что он означает?
— Он означает, что сознание равно одной-единственной мысли.
— Очень ценное состояние, — заметил Хуйнэн. — А какой же высший вид самадхи?
— Самадхи без семени, — объяснил йог, — это когда из сознания уходит даже эта единственная мысль.
— Это, конечно, охуенное самадхи, — согласился Хуйнэн, — но то самадхи, которое практикую я, еще круче. Самадхи с деревом , не слыхал про такое? Это когда семя разрослось и превратилось в здоровенный баобаб с кучей других семян, почек, листьев, червяков, дятлов и с качелями на ветке. Там стоит жуткий гвалт и все это умещается в моем сознании. Более того, я не собираюсь оттуда ничего выкидывать, наоборот, я жду когда упадут новые семена и из них вырастут новые баобабы, и так до бесконечности.
Много таких историй можно рассказать про Хуйнэна, часть из них записал его ученик Фахай и назвал свой компромат “Сутра помоста Шестого Патриарха”, хотя большинство из написанного там неправда. К примеру, Фахай все наврал про то, как умирал Хуйнэн, потому что, во-первых, Хуйнэн не умер, а во-вторых, не говорил он всей этой чепухи и многочисленных стихов ученикам не читал — что он, Пушкин, что ли? Все было гораздо проще. Как-то раз Хуйнэн собрал своих учеников и сказал: “Ну, мне пора, ребята!” Ученики страшно расстроились и стали просить мастера не оставлять тело.
— Не городите чепухи, — посоветовал им Хуйнэн. — Как я могу оставить тело? Оставить тело может тот, кто пребывает внутри тела, а я вам не карлик какой-нибудь, чтобы уместиться в теле. Это оно умещается во мне, и если пришло его время, то оно само меня оставляет, а не я его.
Читать дальше