Ален Вирконделе - Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

В 1935 году настало время выхода на арену – время встречи. Дора известный фотограф, ее снимки выдают людям тайны параллельных миров, указывают на щели, через которые оттуда проскальзывают в наш мир тревожные образы, или на глубокие трещины, они ведут в ненадежные, постоянно меняющиеся места. Теперь ее студия расположена по тому адресу, который благодаря ей станет легендарным, – на улице Асторг, в доме 29. В ее фотографиях все более заметны тревога, тоска и страх. Если она гуляет по Парижу, то лишь для того, чтобы подсмотреть иррациональные сценки и отыскать места с сюрреалистической атмосферой. Она редко испытывает изумление или восхищение, чаще задыхается от тоски и ужаса. Когда Бретон ходил по столице в поисках Нади, это было что-то вроде сказочного спектакля. Его прогулки были чем-то неожиданным для зрителей и, конечно, вызывали у них беспокойство, но не заставляли ни страдать, ни чувствовать себя неуютно. А все снимки Доры близки к миру Кафки или Мунка. Она ничего не боится, осмеливается на все, смешивает все царства природы – животное, растительное, минеральное – и добавляет в это смешение людей. Ее маленькие постановки, коллажи, декорации из театра теней, созданные в разных масштабах, как у Мана Рэя, вызывают беспокойство и тревогу. Она не боится ничего, но пугает других своей неистовой жестокой силой и тайной. Но она и сама остается в области страха: она боится чувствовать себя покинутой, изгнанной и бедной, а такой она ощущала себя всегда. Чтобы справиться с этим страхом, Дора научилась быть гордой, приобрела осанку королевы и сходство с мужчиной. Но эти черты, видимые другим, на самом деле только внешность. Она известна в первую очередь своим бесстыдным высокомерием и отсутствием улыбки. Это поведение амазонки с непроницаемым лицом танцовщицы из Буэнос-Айреса, которая скрывает свои страдания за подчеркнутым молчанием и растворяется среди завитков сигаретного дыма в глубине темного танцевального зала, где диванчики окрашены в цвет крови. Так Дора готовилась к своей античной драме и к романтической любви. До первой встречи с Пикассо она уже жила в легенде, которую придумала о себе. Это произошло в октябре 1935 года на террасе кафе «Дё Маго». Тема встречи глубоко вписана в воображение Доры: это тема в высшей степени сюрреалистичная и романтическая, она присутствует в литературе с самого начала ее существования – от Кретьена де Труа до мадам де Лафайет, от Бальзака до Флобера, от Стендаля до Бретона. Рассказ о «Безумной любви»; определение красоты, которое дал Марсель Дюшан; извращенные театральные сцены Батая и, в первую очередь, ее собственная сильная любовь ко всему странному и невероятному заставили Дору специально подготовить свою встречу с Пикассо, как когда-то она и ее подруга Жаклин Ламба сделали перед встречей с Бретоном, вызвав у него влечение к той, которая появилась перед ним, и к ее «скандальной» красоте, особенно яркой среди окружающей ее посредственности.

Стратегия Доры основывалась на литературности и напоре с оттенком разврата, которому она, несомненно, научилась рядом с Батаем. Она хотела, чтобы ее встреча с Пикассо была достойна самых прекрасных сцен литературы. Для осуществления этого желания понадобились неформальные встречи. Две первые описаны биографами и свидетелями. Брассаи в своих «Беседах с Пикассо» рассказывает: «Он уже заметил на днях за соседним столиком серьезное, напряженное лицо этой девушки с ясными глазами и внимательным взглядом, пристальность которого иногда вызывала тревогу. Она бывала в кругу сюрреалистов с 1934 года. Когда Пикассо снова увидел ее в том же кафе в обществе Поля Элюара, с которым был знаком, поэт представил ему эту девушку. Так Дора Маар вошла в его жизнь…» Другая свидетельница, Антонина Валлантен, тоже рассказывает, что Пикассо был очарован входившей в «Дё Маго» молодой женщиной, черные перчатки которой были украшены цветами. Он сказал ей что-то по-испански, и Дора, узнав Пикассо, ответила ему улыбкой. «Ее неожиданный лучезарный смех, серьезное лицо с правильными чертами и напряженным выражением, отрешенное и внимательное одновременно», – пишет она дальше. Расспрашивал ли Пикассо о Доре друзей и, в частности, Мана Рэя, который тогда фотографировал Дору? Если верить одному из биографов Пикассо, похоже, что на художника действительно произвела впечатление экзотическая внешность Доры, в которой Ман Рэй уловил сходство с иконой: большие глаза пристально смотрят на какой-то иной мир, и непроницаемое выражение (которое Дора специально придавала лицу перед объективом). Разумеется, после долгой жизни рядом с наивной и неумной Мари-Терезой Пикассо должен был увидеть в Доре женщину своего уровня, гениальную и обладающую почти священной внутренней мощью. Пикассо был очень любопытен по натуре, жаждал все узнать, и потому появление Доры произвело на него сильное впечатление. Однако он не стремился сообщить Доре об этом. Он знал, что найдет ее: кружок артистов Монпарнаса и Сен-Жермен-де-Пре был малочисленным. И тогда она будет принадлежать ему. Действительно, день новой встречи настал очень скоро. Ее Дора подготовила как спектакль. Театральная, величественная и серьезная, она вошла в «Дё Маго». Она знала, что сейчас поставлена на кон ее жизнь. Элюар, сидевший рядом с Пикассо, шепнул ему на ухо имя Доры. Она садится напротив художника и медленно выполняет жесты судьбоносного ритуала. Это были жесты корриды. Франсуаза Жило, сменившая Дору в любви Пикассо на ее несчастье, рассказывает об этом моменте так: «На ней были черные перчатки, вышитые мелкими розовыми цветками. Она сняла эти перчатки, взяла длинный острый нож и стала вонзать его в стол между своими раздвинутыми пальцами. Иногда она промахивалась на долю миллиметра, и ее рука покрылась кровью. Пикассо был в восторге…» [101]Он спросил у Доры, не может ли он взять себе ее перчатки, а потом хранил их в маленькой витрине, как трофей или реликвию. Дора поняла, что ее обряд жертвоприношения совершен. Игра сыграна. Она предложила ему свою окровавленную руку. Дора была настолько мужчиной в душе, что, как мужчина, попросила руки своего избранника. Она была амазонкой и мистическим агнцем, высокомерной гордячкой и мазохисткой, провокаторшей и мученицей. В общем, она была святой. Пикассо, в основе сексуальности которого всегда было желание господствовать, соотношение сил, жестокость к женщинам, любил, чтобы женщины охотились за ним, и при этом искал возле них покоя. Поэтому его непреодолимо влекла к себе дерзкая отвага Доры. К тому же она бывала в среде сюрреалистов, и это позволяло Пикассо думать, что их души звучат в одной и той же тональности, особенно в те минуты, когда он автоматически (или почти автоматически) сочинял стихи. Однако в его стихотворениях есть обрывки фраз, которые позволяют предположить у художника ту склонность к садизму, которую он скоро не сможет сдерживать. «Улыбающийся страх; нож, который скачет от удовольствия и оставляет даже сегодняшний день плыть как тому угодно; и не важно как, точно в нужную минуту над колодцем кричит розовый цвет, который рука бросает ему, как маленькое подаяние». Художник-каталонец находит в Доре то, что может утолить его жажду насилия и обладания. Пикассо – пикадор, коррида вдохновляет художника, и скоро он с воодушевлением будет изображать ее в своих картинах.