Ален Вирконделе - Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

В вечернюю пору своей жизни Альма оценила то необыкновенное влияние, которое Оскар оказал на нее. Пребывая в веселом настроении, она призналась, что по-настоящему никогда не любила ни музыку Малера, ни поэзию Верфеля, ни гениальный дар Гропиуса, и завершила это воспоминание о своих историях любви словами: «Но Кокошка – да, Кокошка – всегда производил на меня впечатление». Альма умерла в 1964 году, далеко от роскоши и барочных раздоров своей Вены, без мужа или возлюбленного. В конце жизни она была одна, хотя рядом с ней находилась ее дочь Анна. Оскар пережил ее на шестнадцать лет. Он так и не смог стереть ее из памяти. В своей книге «Миражи прошлого» он уже говорил о ней лишь намеками. Альма стала для него «дамой», и он, как Бодлер о кудрях своей любовницы, вспоминал лишь о ее несравненных волосах, похожих на кудри «кающихся Магдалин венецианских мастеров» [98].

Значит, Альма, с ее кипучим вулканическим темпераментом, была возведена в ранг кающейся святой. Однако слова Оскара не совсем безобидны: моделями венецианским мастерам служили куртизанки или уличные проститутки. Как Мария Магдалина, Альма грешила, но в сердцах своих возлюбленных она оставила неисцелимую боль. В сердце Кокошки эта боль возникала снова и снова и стала жалобой, которую он мог излить лишь в своих картинах.

Эта страсть продолжалась десять лет – с 1935 года до конца Второй мировой войны. Десять лет тяжелого труда и творчества, на протяжении которых сложился миф о Минотавре и «плачущей женщине». Но не исказил ли в конце концов этот миф реальность? Чем на самом деле были эти десять лет, когда две личности, состоящие из равных долей солнца и тьмы, то ссорились и оскорбляли друг друга, то мирились? Был ли Пикассо свирепым чудовищем из античного сказания, которое насиловало красавицу Дору Маар, во что заставляют верить его многочисленные картины, дикие и жестокие? И была ли Дора Маар искупительной жертвой его насилия? Она ведь задолго до их роковой встречи фотографировала странные сцены, главными темами которых были жестокость и «непривычное» – темы, столь дорогие для сюрреалистов. Ее делали своей тайной советчицей и музой Бретон и Батай; более того – она была их «недоступной звездой».

Хищный взгляд Пикассо рано разглядел дикую внутреннюю силу Доры Маар. Ее независимый ум, свободный взгляд, дерзость в искусстве и мрачная трагическая красота определили его решение. В 1935 году Пикассо, переживавший тогда трудное время, понял, что с Дорой Маар он узнает не только физическое наслаждение, которого всегда искал, но и возможность диалога двух художников. Он ликовал: его жизненная сила и творческая мощь нашли в Доре Маар то, что могло напитать и оплодотворить его труд.

В это время Дора Маар была тайной, которую трудно разгадать, – впрочем, она всегда заявляла, что носит в себе такую тайну. За ее фотографиями, которые озадачивают зрителя, и сюрреалистическими постановками поклонники не могли разглядеть ни ее личность, ни индивидуальность. Ее нездешние образы, явившиеся из неизвестных восхитительных стран, только увеличивали таинственность. Кто Дора Маар на самом деле? Многие обожгли себе крылья в ее огне, решая эту загадку, и Пикассо тоже попытался ее решить. До «случайной», но «роковой» встречи с ним Дора была связана с движением сюрреалистов отношениями реальными и мистическими одновременно. Они начались в 1933 году, когда она стала возлюбленной Жоржа Батая, а может быть, и раньше. Дора не входила в саму группу, основанную Андре Бретоном, но пребывала на периферии этой группы и по-своему следовала тем принципам, которыми позже стали руководствоваться Бретон и его друзья: внезапно возникающие видения, путешествия по иному миру, сбор образов, возникающих на самой границе бессознательного и реального, столкновение мечты и действительности. Весь этот набор художественных приемов уже предугадывал и начинал применять Артюр Рембо, главным образом в «Озарениях» (Рембо первым произнес слово «сюрреализм»). В 1933 году Доре Маар было двадцать шесть лет. На фотографиях, сделанных в это время, она всегда выглядит суровой и серьезной. Она кажется равнодушной к объективу фотоаппарата, словно чужда внешнему миру. Ее глаза пристально смотрят куда-то очень далеко, рот упрямо стиснут. Что это – поза? Или она – одна из тех людей, которые решительно заперли себя на замок, чьи чувства нельзя прочесть во взгляде и кто полностью сосредоточен на своем пылающем внутреннем мире? В 1933–1935 годах Дора активно участвовала в революционных акциях поэтов и интеллектуалов, которые, следуя принципу непокорности, сформулированному Артюром Рембо и Лотреамоном, пытались заново изобрести мир, заново очаровать его и, прежде всего, постичь его глубинный смысл. Эту борьбу воплощали в себе два властителя их дум – Бретон и Батай. Любовная связь с Батаем не мешала Доре, не связывая себя обязательствами, следовать основным принципам Андре Бретона. К тому же ее лучшей и очень близкой подругой была «роковая красавица» Жаклин Ламба, которая позже стала женой Бретона, и благодаря дружбе с ней Дора могла следить за эволюцией и этого движения, и школы сюрреализма. Однако независимый характер Доры не позволил ей стать «сюрреалисткой» в строгом смысле тех догм, которые провозгласил верховный жрец этого движения. Она, разумеется, не могла подчиниться диктату Бретона, тирана для своих учеников. И все же Дора живет, видит и говорит как сюрреалисты. Все ее существо погружено в это путешествие внутрь себя. Позже она превратит его в католическое мистическое путешествие и в результате окажется одна, запертая на замок. В 1934 году Дора подписала манифест Комитета бдительности интеллектуалов-антифашистов. Страстная «варварская» натура сделала ее одним из самых заметных и пылких борцов против фашистских лиг, которые свирепствовали в то время. Антипарламентские манифестации 6 февраля 1934 года послужили толчком для появления «Призыва к борьбе», который подписали, кроме Доры Маар, Поль Синьяк, Андре Мальро, Поль Элюар, Роже Блен, Фернан Леже и еще многие. В артистических и политических событиях видно влияние и активное участие Доры Маар в интеллектуальной жизни страны. Например, по поводу выставки сюрреалистов в Праге Андре Бретон и Жаклин Ламба прислали Доре открытку, которую подписали все участники выставки. Текст открытки – похвала Доре, и она показывает, как важна была ее роль в их движении: «Из Праги сюрреалисты посылают вам этот знак уважения, восхищения и любви» [99].