Федор Шмит - Избранное. Искусство - Проблемы теории и истории

Мы совершенно равнодушно, и вовсе их не замечая, проходим в музеях мимо многих великолепнейших вещей, а дома у себя подолгу рассматриваем вещи несомненно и несравненно менее значительные; имея в своем распоряжении первоклассные музеи, мы заводим свои личные убогие коллекции того, что нас интересует. Всякий посетитель музеев знает, что частенько он, просматривая на досуге иллюстрированный каталог музея, в котором бывал и который как будто знает, делал совершенно неожиданные для себя открытия: плохая, иной раз, фотография – плохая, но рассмотренная со вниманием, – давала больше, чем прекрасный оригинал – прекрасный, но потонувший в массе всего прочего и промелькнувший перед усталым и равнодушным взором.

Я повторяю: в огромных столичных музеях, рассчитанных на приезжих, а не только на оседлое население данного города, и наполненных первоклассными экспонатами, – там приходится мириться со многим, и от посетителей таких музеев можно, пожалуй, требовать и чрезвычайного напряжения. Ленинградский Эрмитаж, московская Третьяковская галерея занимают огромные помещения, целые дворцы, а в них тесно: многое вовсе не выставлено, а что выставлено, то поставлено в такие же примерно условия, в каких в Петергофе некогда поставлены были женские головки Ротари, использованные в качестве своеобразных обоев. Такая же теснота царит в естествоведческих, этнографических и прочих центральных музеях, которые никак не могут отличить научно-исследовательский тип музея от публичного, или, вернее, которые должны быть рассматриваемы как публичные научные музеи. Тут, как будто, ничего не поделаешь. Но у нас в провинции дело обстоит иначе: не слишком много у нас первоклассных вещей, которые всегда должны быть видимыми, незачем нам очень заботиться о приезжих, которые не должны зависеть от случайностей переменных выставок, нет в нашем распоряжении просторных дворцов, для которых в настоящее время уже иного, кроме музейного, назначения не имеется, – мы в провинциальных музеях должны позаботиться о том, чтобы хоть то, что у нас есть, не пропадало зря и чтобы наша публика могла использовать с максимальной интенсивностью наши естественно-исторические, художественные, технические, этнографические и прочие публичные собрания.

Мы должны принять к неуклонному соблюдению правило, что всякий музейный экспонат должен быть изолирован настолько, чтобы посетитель музея, глядя на него, видел только его и без особого напряжения мог сосредоточить на нем свое внимание. Лучше закрыть для публики половину комнат музея и превратить их в тесный склад невыставленных вещей, чтобы в другой половине комнат свободно и как следует разместить некоторую часть экспонатов. Даже в большом музее лучше образцово устроить некоторое выставочное помещение для переменных выставок, а все прочие комнаты превратить в простое хранилище и в рабочие кабинеты, чем давать публике без толку бродить по необорудованным и заставленным, заваленным вещами, витринами, полками залам. Совсем великолепно, если возможно выделить в музейном здании два комплекта выставочных помещений, где в одном открыта для публики выставка, а в другом подготовляется следующая. Приходится повторять все одно и то же: музейные вещи существуют не для себя самих и даже не для музейных хранителей! – в публичном музее хозяином должен быть посетитель, массовый посетитель, и все в музее (даже хранители!) должно быть к услугам посетителя, все должно быть устроено так, чтобы посетитель из всего показываемого в музее мог извлечь наибольшую возможную пользу. О посетителе нужно подумать даже не только в системе экспозиции, айв меблировке: всякий, кто бывал в музеях, знает, как велика, как мучительна иногда бывает чисто физическая усталость от непрерывного стояния на ногах. Не надо бояться, что изобильные стулья превратят музейные залы в излюбленные места нежных встреч: пока голубки потихоньку воркуют и никому не мешают – пусть воркуют и в музее, раз уж мы переживаем в настоящее время полосу повышенной нежности и увлеченья «искусством любви»! А как только нежность начнет проявляться громко в виде разговоров и смеха, мешающих другим людям, пресечение эксцессов безболезненно будет произведено музейными служащими, которые обязаны дежурить в музее все то время, пока в нем есть публика.

В предшествующей главе уже неоднократно приходилось упоминать о необходимости все музеи объединить в разных отношениях в особую музейную сеть; упоминалось о том, что однородные по типу музеи могут принадлежать к разным, так сказать, рангам, т. е. что не всякий научный или учебный или публичный музей равен или должен быть равным всякому иному научному, учебному или публичному музею. Как смешение типов музеев, так и недостаточно точная выработка вот этой иерархии музеев весьма вредно отзывается на работе самих музеев.