Огюст Роден - Беседы об искусстве (сборник)

Обилие трехэтажных арок в перспективе наводит на мысль о Помпеях, о росписях, где ветви и арки тоже переплетаются между собой.

Здесь я, быть может сильнее, чем в любом другом месте, шокирован реставрациями. Они XIX века и за те пятьдесят лет, как сделаны, уже успели покрыться патиной, но не обманывают. Эти полувековые нелепости хотели возвыситься до шедевров!

Все реставрации – копии; вот почему они заранее обречены. Ибо копировать можно, – позвольте мне это повторить! – со страстью к верности только природу: копии произведений искусства отвергаются самим принципом искусства.

И реставрации – на этом пункте я тоже хочу настоять – всегда вялые и жесткие одновременно; по этому признаку вы их и распознаете. Это потому, что одного знания недостаточно для того, чтобы создавать красоту; нужно еще и сознание.

Кроме того, реставрации нарушают общую картину, потому что вносят разнобой в эффекты. Подлинные эффекты при этом пропадают; чтобы добиться их, нужно много опыта, нужна большая дистанция, вековое знание…

Вот, например, правый щипец на фронтоне Реймсского собора. Он не был подправлен. Из этой плотной массы выступают фрагменты туловищ, драпировок – великие шедевры. Глядя на них, даже человек несведущий, если он наделен чувствительностью, пусть и не вполне понимая, может ощутить трепет восторга. Эти фрагменты, местами разбитые, как и те, что хранятся в Британском музее, подобно им, прекрасны во всем. – Но взгляните на другой щипец, отреставрированный, переделанный: он осквернен. Его планы более не существуют. Это тяжеловесно, сделано в лоб, лишено профилей, равновесия объемов. Для склоненной вперед церкви это непомерная ноша без противовесов. – О, этот Христос на кресте, реставрация XIX века! – Иконоборец, думая, что разбивает правый щипец, не причинил ему большого вреда. Но невежда, взявшийся реставрировать его!.. – Еще взгляните на стелющийся орнамент, который разучился стелиться: тяжеловесная реставрация. Это нарушение равновесия.

Починять фигуры и украшения, выдержавшие натиск веков, да разве такое возможно! Подобная мысль могла родиться лишь в умах, чуждых и природе, и искусству, и всякой истине.

Почему из двух зол вы не выберете меньшее? Оставить эти скульптуры как есть было бы не так разорительно. Все хорошие скульпторы скажут вам, что находят в них прекрасные образцы для подражания. Ибо незачем останавливаться на букве: важен дух, а он ясно виден в этих поврежденных фигурах. Используйте ваших бездельников в другом месте, они и там неплохо устроятся, потому что не работу ищут, а одну только корысть.

Они убийственно обошлись с Реймсским собором. Едва я вошел в церковь, как глаза резанули витражи нефа. Незачем и говорить, что они новые. Плоские эффекты!

А эти капители из ветвей и листьев, тоже сделанные заново: колорит однообразный, плоский, никакой, потому что рабочие пользовались своим орудием в лоб, под прямым углом к поверхности камня. Этим приемом они добились лишь грубых, одинаковых эффектов – иначе говоря, вообще никаких. Однако секрет старых мастеров, по крайней мере в этом пункте, вовсе не сложен, и додуматься до него было бы легко. Они держали резец наискось, это единственный способ добиться выпуклых эффектов, получить боковые планы, которые усиливают и разнообразят рельеф.

Но наши современники совершенно не заботятся о разнообразии. Они его не чувствуют. В этих капителях, составленных из четырех рядов листвы, каждый ряд выделен одинаково с тремя остальными! Напоминает довольно грубую ивовую корзинку.

Кто поверит, что у нас прогресс? Есть эпохи, где царит вкус, и есть… настоящее время.

В том, что касается вкуса вообще, прекрасной власти чистого наития, боюсь, что это признак молодости рас. С возрастом их чувствительность притупляется, ум слабеет. Чем, если не ослаблением рассудка, можно объяснить случай этих так называемых художников – архитекторов, скульпторов, витражистов, – делающих подобную реставрацию, имея перед глазами чудеса, которыми полны соборы? Их витражи – из линолеума: витражи-половики, лишенные всякой глубины.

Соседствующие с ними прекрасные вещи, сотворенные добрыми мастеровыми шестьсот лет назад, пострадали меньше. Взгляните на этот дивный цветочный букет, такой французский!

О! Умоляю вас, во имя наших предков и ради наших детей, не ломайте больше и не реставрируйте. Сейчас вы безразличные прохожие, но однажды, быть может, вы поймете и проникнетесь горячим сочувствием, так не лишайте же себя заранее, навсегда, повода для радости, начатков развития, которые ждут вас в этом шедевре; не лишайте этого ваших детей! Подумайте, что поколения художников, века любви и размышлений обрели здесь свой итог, свое выражение, что в этих камнях вся душа нашей нации, что вы ничего не узнаете о ней, если уничтожите эти камни, она погибнет, убитая вами, и вы тем же самым промотаете достояние отчизны – ибо вот они, настоящие драгоценные камни!