Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

Неизвестный художник. Портрет Филипа Сидни.Ок. 1576. Национальная портретная галерея, Лондон

Миниатюра же призвана была подчеркнуть неповторимую индивидуальность, «выговаривая» «архитектуру ее личного пространства». В силу этого она значительно больше реагировала на веяния времени, чем парадный портрет, фиксируя индивидуальное «здесь и сейчас» человека, а ее стилистика в елизаветинскую эпоху была более подвижна, чем стилистика парадного портрета. Миниатюра была динамичнее, больше открыта для трансформаций и выступала своего рода «поисковым жанром», чьи находки «прорастали» потом в парадном портрете.

Портрет Генри Ли, написанный Мором, гораздо ближе к английской миниатюре, [333]чем к парадному портрету в его испано-нидерландском изводе. Генри Ли представлен в возрасте 35 лет. На нем – черный колет, под которым надета золотистая шелковая рубашка, расшитая изображениями армиллярной сферы и узором, известным как «узел истинного влюбленного» (ил. 34).

Английская мода сильно отличалась от континентальной, [334]и одной из ее особенностей была подчеркнутая индивидуализация аристократического костюма, который отражал не только статус его носителя, но резко заявлял индивидуальный характер человека. Вышивка на костюме, его цвета, носимые с ним украшения – все превращалось в своеобразное средство символической саморепрезентации. Тому способствовала и атмосфера Англии – протестантской страны с монархическим правлением. Протестантизм с его акцентом на личных отношениях с Богом и личном избранничестве к спасению благоприятствовал индивидуализации как таковой, а политика Тюдоров – прежде всего Генриха VIII и Елизаветы I – была ориентирована на то, чтобы максимально сплотить вокруг престола аристократию: слишком памятен был опыт войны Алой и Белой розы, которую спровоцировало столкновение двух знатных семейств, Йорков и Ланкастеров, претендовавших на трон.

Попробуем же, в меру возможностей, «считать» портрет Генри Ли, созданный Мором. Армиллярная сфера служила космологической моделью тварного Универсума, «мира дольнего», воплощая собой «видимое мироздание», как оно есть. С одной стороны, она была необходимым атрибутом в лаборатории ученого мужа – астронома, математика, астролога (эти три ипостаси часто совпадали: пример тому – Иоганн Кеплер, служивший придворным математиком и астрологом при Рудольфе II, или Джироламо Кардано [335]); с другой – мы часто видим изображение армиллярной сферы в качестве атрибута костюма. Так, она представлена на двух портретах королевы Елизаветы работы Маркуса Гирартса Младшего: «Портрете из Дитчли», созданном в честь ее посещения имения Генри Ли (1592), в котором форму небесной сферы имеет сережка в ухе; и «Портрете королевы в образе Ириды-Радуги» (1600), где она представлена нарукавной вышивкой. [336]На обоих полотнах небесная сфера указывает на то, что королеве ведомо и горнее, и дольнее, и подчеркивает ее статус как монарха и главы англиканской церкви. Тем самым армиллярная сфера подобает королеве и выступает как ее сущностный аксессуар (ил. 17, 18).

Что касается «узла верного возлюбленного», то он встречается в ту эпоху на множестве английских «рыцарских стягах – так называемых «значках», и на гербах, книжных тиснениях, вышивках, резных украшениях интерьеров». [337]«Узел влюбленного», с одной стороны, символизировал незыблемую верность, с другой – подчеркивал «вплетенность» его носителя в «ткань» мироздания. Первое из них иронично обыгрывал в одной их своих сатир поэт Джон Мартсон, говоря о манере поведения придворных кавалеров, что те «strew'd with sonnets, and the glass / Drawn full of loverknots» [338](«сорят сонетами, а стекла / любовными узлами портят, [поначертавши те – бессчетно]»). Что касается второго значения данного узора, то в работе Джона Николсона «Публичные выезды королевы Елизаветы» на одиннадцати листах представлены изображения ее туалетов от 1600 года, и в каждом из них присутствует хотя бы один предмет, расшитый «узлами влюбленного». [339]

Остановимся чуть подробнее и на цветах костюма сэра Генри – черном и золотом.

У Рафаеллы Косты де Борегард есть исследование символической цветовой палитры, используемой художником Николасом Хилльярдом: «Молчащие елизаветинцы: язык цвета в миниатюрах Николаса Хилльярда и Исаака Оливера». [340]В этой работе делается попытка свести в единую систему теоретические воззрения Хилльярда, как они были изложены в его «Трактате, касающемся искусства миниатюры», [341]и художественную практику самого миниатюриста. У Хильярда черный цвет имел целый спектр символических значений, многие из которых сегодня кажутся весьма необычными. Заметим: не в последнюю очередь аристократы носили черное потому, что оно прекрасно оттеняет драгоценности. Однако не только этим определялось преобладание черного цвета в костюме. В геральдике черный был одним из четырех «основных цветов». Так, Генри Пичам в трактате «Совершенный джентльмен» говорит следующее: «Помимо двух металлов, [342]желтого и белого, кои есть золото и серебро, в геральдике именуемые Or и Argent, есть и четыре основных цвета, как то: «Соболиная чернь», или черный, «Лазурь», или голубой, «Червлень», или красный, «Зелень» или зеленый. Есть и иные, как Пурпур цвета крови, однако они боле используются во Франции и других странах, чем у нас в Англии». [343]Четыре геральдических цвета соотносились с четырьмя первоэлементами: чернь – с землей, лазурь – с воздухом, «червлень» – с огнем и зелень – с водой. Но с теми же первоэлементами ассоциировался и планетарный ряд в астрономии/астрологии того времени. Так, со стихией Земли связаны Венера и Сатурн; с воздухом – Меркурий; с огнем – Солнце, Марс и Юпитер; с водой – Луна.