Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда

Роль институтов: минимальная заработная плата, налоги и прочее. Роль институтов (прежде всего – институтов рынка труда) – это едва ли не ключевой вопрос при изучении проблемы неформальности. Не будет преувеличением сказать, что в последние десятилетия, начиная с классической работы Э. де Сото (2008), «институциональные» объяснения феномена неформальной занятости вышли на передний план, заметно потеснив узко «экономические». Дело в том, что институты рынка труда неоднозначно влияют на издержки и выгоды, связанные с формализацией отношений занятости, на стимулы, подталкивающие к входу в неформальность или, наоборот, к выходу из нее. Решая одни проблемы, они часто создают другие.

Спрос и предложение на рынке труда находятся в сфере воздействия со стороны разных институтов и крайне чувствительны к ним. Минимальная зарплата, законодательство о защите занятости, правила и практика налогообложения заработной платы, профсоюзы и коллективные договора, пособия по безработице – все это важнейшие институты рынка труда, и характер их настройки не нейтрален по отношению к неформальности.

Тем не менее эффекты институциональных воздействий, о высокой вероятности которых предупреждает теория, не так просто подтвердить эмпирически. Причин тому несколько. Во-первых, сами институты плохо поддаются измерению и квантификации. Во-вторых, они очень медленно меняются. В-третьих, они взаимодействуют с другими институтами, что модифицирует итоговый эффект. В-четвертых, институты эндогенны и их конфигурация обычно не формируется случайно, а является политически мотивированным выбором.

В нашей книге представлены два исследования того, как влияют институты. Это – эффекты минимальной заработной платы и налогообложения.

Агрессивная политика минимальной заработной платы способна выталкивать работников с низкой производительностью в неформальный сектор, и во многих странах (прежде всего развивающихся) так и происходит. Ситуация в России, как показывает наш анализ, выглядит в этом отношении достаточно неоднозначно. Пока повышения МРОТ были относительно небольшими и слабо отражались на соотношении между минимальным и средним уровнями оплаты труда, это практически никак не влияло на динамику неформальной занятости. Однако начиная с середины 2000-х годов, когда государство перешло к политике «взрывных» повышений МРОТ, ситуация изменилась. Каждое такое повышение выталкивало заметное число работников из формального сектора в неформальный. Появление такой зависимости – новое для российского рынка труда явление. И хотя каждый «выброс» был сам по себе не слишком значительным, нельзя исключить, что в дальнейшем при сохранении такой же агрессивной политики ее последствия будут уже гораздо менее безобидными. Сценарий, при котором главным драйвером разбухания неформального сектора будет выступать непрерывная эскалация минимальной заработной платы, представляется вполне правдоподобным.

Для корректного подтверждения влияния налогообложения на неформальность необходима особая квазиэкспериментальная ситуация, когда налоговые ставки меняются для одной группы индивидов, но сохраняются для другой. Такую ситуацию представляет налоговая реформа 2001 г., которая привела к снижению средних ставок подоходного налога и взносов в социальные фонды, а также сделала всю налоговую систему более регрессивной. Анализ свидетельствует о том, что реформа привела к снижению доли неформально занятых по найму и снизила распространенность неформальных приработков. Эти результаты хорошо согласуются с выводами современных работ по налогообложению о том, что изменения в налоговых системах способны вызывать значительные изменения в поведении индивидов, причем не только через предложение труда.

Неформальная занятость: сколько и где? Наш обзор оценок уровня неформальной занятости в России показывает, что они варьируются в достаточно широком диапазоне (от 5 до 30 %). Эта вариация связана не столько с различиями в источниках данных, сколько с различиями в методологических установках. Однако в специфических российских условиях такое многообразие измерительных практик следует считать скорее достоинством, чем недостатком. С одной стороны, более узкие («однокритериальные») определения позволяют получать оценки, сопоставимые с оценками по другим странам. Но, с другой стороны, более широкие («многокритериальные») определения лучше охватывают «нестандартные» зоны российского рынка труда, в которых границы между формальностью и неформальностью оказываются размытыми. Занятость в этих зонах полностью или частично находится в тени регулирования: если не налогового, то трудового. Такие гибридные определения выводят на оценки уровня неформальной занятости для России порядка 18–25 %. Конечно, полученные таким образом показатели должны использоваться для международных сопоставлений с известной осторожностью.